– Да. – Олег Николаевич вежливо улыбнулся и отошел.

– В Красноярск? – Она снова оказалась возле него.

– В чем дело?

– Видите ли, – проникновенно заговорила она, – у меня поезд…

– И что? – спросил мэр.

– Мне тоже нужно уехать.

– И при чем здесь я? – недовольно, но все еще вежливо поинтересовался Михненков.

– Пожалуйста… – Она сложила руки домиком и придала лицу умоляющее выражение. – Не хочу, чтобы пропал мой билет. Его оплачивал дядя. Тридцать тысяч для него немалые деньги.

– Это куда же вы за такие деньги поедете? – осведомился Олег Николаевич.

– В Москву, в мягком вагоне, – бессовестно соврала Дайнека.

Авторитет «дяди» пересилил все возражения.

– Где ваши вещи? – спросил Михненков.

– Вот! – Она показала пакет с красным пальто.

Он удивился:

– И все?

Рядом с ними остановилась черная иномарка. Из салона выскочил бледный водитель.

– Простите, Олег Николаевич! Мне заправляться, а у них пересменок…

– Ладно-ладно… – Михненков уселся на заднее сиденье и выжидательно посмотрел на Дайнеку: – Ну, в чем дело?

– Можно? – Она не верила своему счастью.

– Садитесь!

Когда автомобиль выехал за пределы Железноборска и пересек рубеж КПП, Дайнека решила, что теперь ее точно не выгонят.

– Олег Николаевич. – Ее тон сделался деловым. – Можем поговорить начистоту?

Михненков обернулся и удивленно уставился на Дайнеку:

– В чем дело?

– Мне необходимо знать о ваших отношениях с Леной Свиридовой и о чем вы с ней говорили в последний вечер.

Мэр выдержал паузу и произнес:

– Если бы вы не были племянницей Василия Дмитриевича, я бы вас немедленно вышвырнул из машины.

– А я не племянница. Так что можете вышвырнуть, если хотите.

– Только не говорите, что он соврал.

Дайнека вздохнула:

– А что ему еще оставалось делать?..

– Речь идет о Свиридовой, которая исчезла лет тридцать назад?

– Да. Если хотите, я все объясню.

Дайнека сцепила руки и от волнения прижала к груди. Заметив этот отчаянный жест, Михненков немного смягчился.

– Ну-ну, не нужно так волноваться… Я погорячился и, кажется, вас напугал. – Он сел поудобнее. – Слушаю.

– Дело в том, что я несколько дней работала в костюмерном цехе Дома культуры. Как раз в эти дни там проводилась инвентаризация. В ящике с реквизитом я нашла сумочку, а в ней паспорт старого образца на имя Свиридовой Елены Сергеевны. Когда я принесла паспорт в полицию, выяснилось, что тридцать лет назад ее объявили в розыск. На основании показаний Сопелкина уголовное дело не возбудили. Сопелкин видел, как Свиридова уехала на машине. И вот, представьте, после того как мы с ним поговорили, его убивают…

– Об этом я знаю. – Олег Николаевич печально кивнул. – Кто бы мог подумать! В тот день на сцене он был таким молодцом. И вот спустя полчаса его уже нет! Кто бы мог подумать… И вы полагаете, что убийство Сопелкина связано с исчезновением Лены Свиридовой?

– Я не полагаю, я знаю. В тот момент, когда, по словам Геннадия Петровича, Свиридова отъезжала от служебного подъезда, он был совсем в другом месте.

– А теперь скажите, при чем здесь я, – спросил мэр.

– У Свиридовой был роман с неким «О».

– Что это значит?

– В тетрадках она рисовала мужской профиль и букву «О». Ее подруга считает, что это первая буква имени мужчины, в которого Елена была влюблена.

Михненков усмехнулся.

– Теперь понимаю, к чему вы ведете. «О» – значит, «Олег», а если Олег, значит, я. Но, во-первых, у меня никогда не было с ней никаких отношений, мы даже спектакль играли в разных составах, во-вторых, «О» – это еще и Остап, и Осип.

– Среди ее знакомых не было ни Остапов, ни Осипов.

– И что? На этом основании я должен давать объяснения?

Дайнека грустно потупилась.

– Конечно, вы никому ничего не должны. Только вот какое дело… – Ее глаза повлажнели. – Мать Свиридовой ждет тридцать лет… И верит, что Алена жива… А сегодня в Доме культуры нашли вот что… – Она достала пальто и развернула его. – Оно валялось за старой кирпичной кладкой.

– Это вправду ее пальто? – Михненков побледнел.

– Вот, посмотрите. – Дайнека вытащила пропуск и показала ему. – Был в кармане пальто.

– Боже-е-е мо-о-ой! – воскликнул Олег Николаевич, отчего шофер обернулся и посмотрел на него, потом на Дайнеку. – Боже мой! У меня был точно такой!

– Прошу вас, расскажите, о чем вы говорили со Свиридовой в тот вечер на репетиции.

– Просто предупредил ее…

– О чем?

– Это не моя история, и мне неловко о ней говорить…

– Теперь это не имеет значения, – упорствовала Дайнека. – Теперь важна только правда.

– В двух словах не расскажешь, – пробормотал Олег Николаевич.

Дайнека посмотрела на часы:

– Нам ехать еще тридцать минут.

– Ну хорошо… В тот день я, как всегда, пришел на работу в половине девятого. И как только сел в кресло, ко мне вошла наш инструктор Татьяна Тараскина…

Пятница, 6 апреля 1984 года

Второй секретарь горкома комсомола Олег Михненков пришел на работу в половине девятого. И как только сел в кресло, в кабинет заглянула инструктор Татьяна Тараскина.

– Здравствуй, Олег! К тебе можно?

– Заходи, Таня.

На его стол упал распечатанный конверт.

– Вот! – Тараскина села на стул. – Вчера вечером принесли. Полное безобразие! Почта находится в нашем здании. С первого этажа на второй письмо шло три недели! Сегодня же накатаю на них жалобу!

– Что за письмо?

– А ты почитай.

– Сама рассказать не можешь? Знаешь, у меня сегодня и без того много работы, да еще вечером репетиция в Народном театре.

– Ты сам его выбрал, когда культуру начал курировать.

– Танцевать не умею, пою плохо… Что остается? Драма…

Михненков взял конверт и вынул из него листок с напечатанным текстом.

– Ух ты…

– Читай-читай, – сказала Тараскина. – К вопросу о драме.

– «Довожу до вашего сведения, что ученица десятого «А» класса девяносто девятой школы комсомолка Елена Свиридова посещает номера городской гостиницы, где проживают одинокие мужчины, и задерживается там до позднего вечера. Прошу рассмотреть ее аморальное поведение на комитете городского актива ВЛКСМ, а также сообщить в комсомольскую организацию ее школы», – дочитав до конца, Олег перевернул листок, потом осмотрел конверт: – Без подписи.