– Откуда мне знать!

– Хочешь сказать, что случайно купил билет на один рейс со Свиридовой?

– Да пошел ты… – Олег Михненков поднял с пола свою сумку. – Мне на посадку.

Глядя ему в спину, Труфанов испытал опустошающее чувство бессилия. В Железноборск он вернулся на рейсовом автобусе, который прибыл на городской автовокзал. Авиакасса была открыта, но там работала другая кассирша. Чтобы попасть внутрь, ему снова пришлось все объяснять. В журнале регистрации билетов Труфанов отыскал двоих мужчин с именами на букву «О». Один из них Михненков, и он уже улетел в Сочи. Второй – некто О. С. Роев, который должен был улететь в Сочи на день позже.

Василий переписал данные и отправился в паспортный стол. Женщина-майор, начальник паспортного стола, сама прошлась по всей картотеке, но ни одного Роева О.С. не нашла.

– Послушайте, – наконец сказала она. – Паспортов такой серии у нас в городе нет. Скорей всего, ваш Роев приезжий.

Выходя на улицу, Труфанов не представлял, что делать дальше, пока в голову не пришла мысль проверить в гостинице. Конечно, Роев мог приехать к кому-нибудь в гости и жить-поживать в чьей-то квартире. Но с такой же долей вероятности он мог оказаться обычным командированным и поселиться в гостинице.

Догадка получила полное подтверждение. Едва услышав фамилию Роев, администратор тут же спросила:

– Олег Семеныч? Конечно, знаю – наш постоялец. Номер люкс на третьем этаже.

– Люкс? – насторожился Труфанов. – Большой чин?

– Обычный представитель из главка. Он уже полгода у нас проживает. Ну, не в шестиместный же его поселять.

– Он у себя?

– В настоящий момент его нет.

– Год рождения не подскажете?

– Мой? – Администраторша слегка растерялась.

– Роева.

Она порылась в каких-то квитанциях.

– Тысяча девятьсот пятидесятый.

Сделав запись в блокнот, следователь уточнил:

– Полгода, говорите, живет?

Администраторша снова посмотрела в квитанцию:

– Семь месяцев и… – подняла она глаза, подсчитывая, – двадцать четыре дня.

– О-о-о… – протянул Труфанов. – И платит же кто-то за него такие деньжищи!

– Я вам говорю, он представитель главка. Что тут неясного?

– Больно молод… Тридцать четыре года – и уже представляет…

– Не нам с вами об этом судить, – аккуратно заметила администраторша и подняла глаза к потолку. – Им там виднее.

Василий вдруг вспомнил, о чем не спросил:

– Какой у него номер?

– Тридцать восьмой, третий этаж, правое крыло.

– Спасибо.

Труфанов вышел на улицу, в двадцати метрах от него оказался служебный подъезд Дома культуры. Он пересек дорогу и скрылся за дверью.

– Девушку не нашли? – спросил у него вахтер.

– Ищем, – показал пальцем следователь наверх. – Я в сорок четвертый.

– Там сегодня драмтеатр занимается.

– Это хорошо, мне как раз нужно поговорить с Романцевым. – Труфанов посмотрел на часы, было почти девять.

Он поднялся на третий этаж. Тихонько открыв дверь, вошел в класс. Посреди комнаты стояла Ирина Маркелова, к ней ковыляла старуха.

– Дешевы слезы-то у вас, – прошамкала она деланым голосом.

– Уж очень тяжело это слово-то «прощай», – сказала Маркелова. – А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить…

– Вам кого? – спросил Труфанова режиссер и тут же объявил: – Перерыв!

– Вы Романцев?

– Альберт Иванович, к вашим услугам. Вы насчет Лены Свиридовой? В воскресенье она выездной спектакль пропустила. Это на нее не похоже.

– Вот, разбираемся, куда она делась. Мать заявление написала.

– Так серьезно? – обеспокоился режиссер.

– Сейчас ничего нельзя сказать точно. Можно вас на минутку? – Василий указал на окно, и они отошли туда.

– У меня к вам только один вопрос: между Михненковым и Свиридовой что-нибудь было?

– Вы имеете в виду любовное увлечение? – уточнил Альберт Иванович и неопределенно покрутил головой. – Если и было, то они это тщательно скрывали. Вообще-то Михненков у нас человек случайный.

– Что значит случайный? – спросил Труфанов.

– Он культуру курирует по линии комсомола. Таких здесь полно: кто-то от горкома партии, кто-то из комитета госбезопасности…

– И что, все занимаются в драмтеатре?

– Упаси и помилуй! – воскликнул Альберт Иванович. – Есть такие, что и в хоре поют. – Он снизил голос: – Те, что из кагэбэ, они все больше присутствуют и, что характерно, все время меняются. По-видимому, это их обычная шпионская практика.

– Значит, ничего определенного мне не скажете, – подытожил следователь. – Ну, что ж, не буду задерживать. – Попрощавшись, он повернулся к подоконнику, чтобы положить свой блокнот в папку. В окне напротив стоял мужчина и в упор на него смотрел. Труфанов замер и тоже постоял, глядя на незнакомца, а потом быстро вышел из комнаты. Весь путь до служебного входа его не оставляло ощущение, что кто-то глядит в спину. Когда он вышел на улицу и поднял глаза на фасад гостиницы, мужчины в окне уже не было. Труфанов посчитал окна. Получилось третье справа.

Он завернул в гостиницу и отправился к стойке администратора. Та, завидев его, немедленно сообщила:

– Роев у себя.

– Где его окна?

– Третий этаж, справа крайние, три.

– Третье справа – это его?

– Я же сказала – три.

– Значит, его, – заключил Труфанов, и у него впервые за весь день возникло ощущение какой-то определенности.

– Как только я увидел в окне Роева, мне показалось, будто он хочет что-то сказать. – Труфанов взял с лавки фуражку, покрутил в руках и вернул на место.

– Вы были в форме? – спросила Дайнека. – Когда стояли у окна в сорок четвертом.

– Да, в своей милицейской форме.

– Думаете, он это заметил?

– Без сомнения. Расстояние между нами было метров пятнадцать.

– Послушайте… – Дайнека вдруг замерла, – а что если тем вечером Свиридова вышла из Дома культуры, не надевая пальто, зашла в гостиницу и поднялась к нему в номер?

Труфанов усмехнулся.

– В те времена порядки были такие: всех, кто заходил в гостиницу, записывали по паспорту в особый журнал. До одиннадцати часов вечера все гости должны были покинуть здание. При малейшем подозрении в нарушении этого правила коридорные врывались в номер и все там проверяли. Если помнишь, Свиридова ушла с репетиции ровно в одиннадцать. В это время она точно не смогла бы попасть в гостиницу.