Однако сразу после завтрака к работе нам приступить неудалось. Жара с утра поднялась до тридцати градусов. Мы отправились на речку,но она в этом месте выглядела такой грязной, с желтой пеной и огромнымколичеством разного мусора, не спеша плывшего мимо нас, что освежаться в нейразом расхотелось. Мы вернулись домой совершенно несчастными. Евгений, видянаше горе, посоветовал нам не падать духом, принес два ведра воды с колонки, имы в саду под яблоней стали неторопливо обливаться из ковша. Сестрица охала ипостанывала. Вскоре, кроме ее постанываний, до меня донеслись еще чьи-то.Некто, очень эмоциональный, дважды сказал:

— Е-мое. — Потом крякнул, потом взвизгнул, потомохнул:

— Убиться можно… — и все это на два голоса.

Я решительно направилась к забору, забыв надеть футболку(бюстгальтер я не ношу принципиально).

За забором послышался шорох, затем возня, кто-то нецензурнопожелал кому-то утопиться, а я, опершись на забор, заглянула в чужой сад. По тусторону на зеленой травке сидели два стриженых придурка и во все глаза смотрелина мою голову.

— Доброе утро, — приветствовала их я.

— Здрасьте, — разом ответили они и попыталисьвстать, потратив на это не меньше минуты, но если они и думали произвестивпечатление, то у них из этого ничего не вышло: их макушки едва возвышались надзабором, и на меня они взирали, по-прежнему задрав голову.

— Соседи? — спросила я.

— Ага, — ответил один. — Нет, — ответилдругой. Они неодобрительно посмотрели друг на друга и выпалили:

— Соседи.

— Приятно познакомиться, — сказала я, протягиваяруку через забор. — Елизавета.

Один из парней, тот, что час назад подходил ко мне на улице,торопливо пожал мою руку, заметно скривился и ответил:

— Николай.

Я протянула ладонь другому, он задумался, легонько коснулсямоих пальцев и назвался:

— Сергей.

Тут подскочила Мышильда и дважды подпрыгнула, силясь посмотреть,что там за забором. Я подхватила ее, приподняла, хотела посадить на забор, нопередумала и представила:

— Сестрица моя: Мария. Можно Маша.

— Привет, — сверкнув глазками, сказала Мышильда,парни никак не отреагировали на ее приветствие: их одолевал столбняк. Держатьсестрицу в левой руке было неудобно, я перебросила ее на правую и продолжилазнакомство:

— Вы местные или отдыхать приехали?

— Местные, — ответил Николай и ахнул:

— Господи! — Он облизнул губы.

— А мы приезжие. Прадед наш, купец Калашников, раньшежил в доме, что на пустыре стоял, пустырь видели?

Парни вновь ответили невпопад: один «да», другой «нет».

— Бабка говорила, прадед где-то здесь кладзарыл, — доверчиво сообщила я. — Вот мы и пытаем счастья. Может,повезет? — Вопрос я адресовала парням. На сей раз они ответили осмысленно:один сказал «может», другой «конечно». — Что ж, — широко улыбнувшись,закончила я. — Всего доброго, еще увидимся.

Но расставания не получилось. В саду вдруг появился третий тип:выше, шире и мордастее этих двух. Голую грудь украшала шерсть, произраставшаясплошным покровом, и увесистая цепь с крестом.

— Вы что тут лясы точите? — не очень вежливопоинтересовался он у парней, те беспомощно повернулись, пожали плечами, но сместа сойти не смогли.

— Привет, — Мышильда сделала ручкой новомузнакомому, а я лучисто улыбнулась и спросила парней:

— Ваш товарищ?

— Товарищ, — ошалело кивнул Коля.

Товарищ между тем приближался и вроде бы все еще гневался,но по мере приближения на его лице появлялась растерянность, он все чащепереводил взгляд со своих друзей на мою голову, потом подошел к заборувплотную, уцепился за доски, подтянулся, заглядывая на нашу половину, да так иповис ненадолго. Я распрямила плечи, чтобы продемонстрировать бюст, и сказалазастенчиво:

— Вы извините, я не совсем одета.

Мышильда, сидя на моем согнутом локте, услужливо влезла:

— Они душ принимали, жарко.

— Ничего-ничего, — пролепетал номер три и началсползать с забора, при этом заработал доской себе по зубам, приземлился на обеконечности, ошалело мотнул головой и все-таки сказал:

— О Господи!

— Я ж говорил, — пожал плечами Николай с тихойгрустью.

— А вас как зовут? — улыбнулась я.

— Меня? — Третий вроде бы даже забыл, как егозовут, и наконец брякнул:

— Клей. То есть Сашка.

— А меня Елизавета, — похвасталась я. — А этоМашка, моя сестрица. Мы на пустыре клад ищем…

Мышильда хоть и худосочная, но тяжелая, и демонстрациясобственной силы меня уже изрядно утомила, потому я решила закончить нашубеседу:

— Привет, ребята. Приходите чай пить.

Я поставила Мышь на землю, и мы вернулись к нашим ведрам.Из-за забора раздался дружный вопль: «Мамочка!» — и характерный стук. С такимстуком затылок ничем не заполненной головы соприкасается с твердойповерхностью.

— Они умерли? — испугалась Мышильда.

— Да брось ты. Полежат немного и очухаются.

— Все-таки это нелегко, — поглядывая на мой бюст стаким видом, точно прикидывая шансы парней выжить, заметила сестрица.

— Дикари несчастные, — посетовала я, и Мышильдаумолкла.

Мы оделись и, на минуту заскочив к Иннокентию, который, какоказалось, все еще почивал, пошли к фундаменту. С собой прихватили Евгениясторожить возле шалаша и при малейшем подозрительном шуме сигнализировать намсвистом. Михаил был оставлен в доме для хозяйственных нужд и ухода запострадавшим Иннокентием. Мы же с Мышильдой тщательно осмотрели следывчерашнего вторжения. Троюродный рыл в месте, обозначенном у нас как «людская».Мышь недоумевала:

— Неужели он думает, что прадед вовсе спятил, чтоб влюдской-то зарывать?

— Выходит. Подпол был под всем домом? — думая освоем, спросила я. — То есть из любой комнаты в подпол был лаз?

— Не знаю, — запечалилась Мышь. — Мне этокажется глупым. К примеру, зачем лаз в гостиной?