– Ох, Масленица, дорого же ты обходишься, – проговорил Тараскин, снял шапку и перекрестился. Праздник собирал страшный урожай. И ничего с этим не поделать. Теперь надо было поступать, как полагается: дать сигнал ближайшему посту, чтобы другой городовой вызвал санитарную карету.

Тараскин еще раз глянул в мертвое лицо, и тут ему показалось, что погибший как-то не так выглядит, как полагается выглядеть замерзшему насмерть пьянице. Что-то было по-другому. Тараскин не мог точно понять, что именно смущает, но опыт городового говорил: тут какая-то несуразность. Он прикинул и решил, что вызвать надо из участка. А хоть бы и самого пристава. Аккуратно вернув тело в прежнее положение, Тараскин дал двойной тревожный свисток.

Как будто ждали сигнала, шеренги мужиков ринулись в честной бой.

Застучали кулаки по головам и зубам, закричали на все лады лихость и боль, заскрипел лед под сотней ног. А над кровавым побоищем стояло высокое лазоревое небо, обещая весну и счастье. Все это стало глубоко безразлично Тараскину. Он стал думать, как дать вразумительные разъяснения приставу. И что-то не мог их найти.

• 26 •

Такой глупости Пушкин не позволял себе с первого года службы в Московском сыске. Когда хотел за несколько дней раскрыть все преступления и отдать под суд всех злодеев. Ночевать на стульях в приемном отделении – вообще дело не слишком приятное, а зимой особенно. Проснувшись в начале девятого, Пушкин ощутил затекшую спину, отлежанный бок и жуткий озноб. Он промерз, как будто спал на улице. Физические неудобства были сущим пустяком. Настенный маятник показывал пять минут девятого. Никаких вестей из Пресненского участка не поступило. Ради которых пришлось спать на стульях.

Резво встав, Пушкин принялся делать движения гигиенической гимнастики. Не столько чтобы размяться, сколько чтобы согреться. Отсутствие новостей означало одно: Петрушка обманул городового, то есть Ревунов проморгал возвращение Лазарева. Что поделать: стоять на посту всю ночь на морозе – испытание непростое. Наверняка забегал к дворнику погреться. Как раз чтобы ночной гость вернулся домой незамеченным. Теперь необходим утренний визит в дом Авдотьи Семеновны. Если сынок уже на службе, то дальше – в страховое общество. Что будет крайне неудачным вариантом. Кирилл Макарович обещал ничего не говорить Лазареву об интересе сыска к его персоне, но кто может поручиться. Когда на весах долг гражданина и помощь сослуживцу, трудно сказать, что перевесит.

Пушкин принялся разгонять кровь с удвоенной силой. Делал повороты корпусом, нагибания, махи руками вверх и вниз и даже приседания. Он уже готов был заняться отжиманиями от пола, когда позади раздался шорох. Так шуршит подол платья. Не останавливая разминку, Пушкин обернулся.

– Простите, что помешала…

Сильнее Пушкин удивился бы, если бы перед ним стоял Лазарев или месье Жано. Визит Агаты в такой час в сыскную полицию – что может быть удивительнее? Пушкин не умел удивляться. Ничего хорошего такое послушание мадемуазель Керн не сулило. Чтобы Агата, как послушная девочка, нанесла визит в такую рань… Должно быть, случилось нечто очень странное.

– Помешали несильно. Заканчиваю, – сказал Пушкин, старательно делая рывки согнутыми руками.

Агата покорно села на стул, оказавшийся рядом.

Закончив гимнастику крепким выдохом, Пушкин поправил сбившийся галстук, манжеты сорочки и подошел к ней.

– Коротко и конкретно: что случилось?

К подобному обращению, без тепла и заботливости, Агата привыкла. Она знала, на что шла, когда явилась в сыск. И все равно хотелось хоть капельку человечности: ну предложил бы чаю. Или коньяку… Настоящий чурбан…

– Меня хотели убить, – сказал она, надеясь, что такая новость заставит хоть что-нибудь шевельнуться в ледяном сердце.

Ничего не произошло. Пушкин даже бровью не повел.

– Где и когда?

Было сказано так, будто покушались на извозчика. Или приказчика из лавки. Агате стало так обидно, что хоть плачь. Женскую слабость она не могла себе позволить.

– Вчера под вечер на кулинарных курсах… Тех, что в Девятинском переулке… Общество знаний для женщин…

– Где произошло нападение?

Агата решила, что будет относиться к подобным вопросам так, как должен относиться любой пострадавший, пришедший с холода. Совершенно посторонний пострадавший.

– На учебной кухне… Дверь выходит во внутренний двор… Человек вошел оттуда.

– Хотел убить поленом?

Сверхчеловеческой прозорливости Агата могла только поражаться:

– Откуда узнали?

– Логическая цепочка: где кухня, там плита. Где плита, там дрова. Где дрова – там полено, – ответил Пушкин. Не мог же он сказать, что если бы нападавший стрелял, то Агата, скорее всего, здесь бы не сидела. Тот же самый результат при нападении с ножом. Значит, было что-то наиглупейшее…

Агата окончательно поняла, что это не человек, а логическая машина. Ну ничего человеческого.

– Вы правы, поленом, – сказала она, опустив голову. – Довольно большим… Мне бы размозжили голову… И кровь брызнула бы на раскаленную плиту.

– Как отбились?

– Сковородой…

Тут Пушкин сплоховал и пропустил каплю удивления в голосе:

– Той, что купили в лавке?

– Она моя спасительница… Услышала крадущиеся шаги… Они показались подозрительными. Я сделал вид, что занята жаркой, но только крепче схватила рукоятку. Когда до меня оставался буквально шаг и он уже занес орудие убийства, неожиданно развернулась и нанесла удар прямо в лицо. Удар был такой силы, что его отбросило на три шага, он завыл, как раненый зверь, стал кататься по полу, зарыдал и стремглав выбежал во двор…

– Успели разглядеть убийцу?

– Он нарочно закрывал лицо ладонями…

– Ударили раскаленной сковородкой?

– На ней аж булькало и шипело масло…

– Страшная история, – сказал Пушкин, сложив руки на груди. – Вместе с тетушкой придумывали?

– Чистая правда.

– Нет, не правда.

– Почему вы мне не верите, Пушкин?

– У вас на лице остались бы следы.

Агата не поняла, какие следы, кроме следов слез, он хотел бы видеть.

– Но так и было…

– Не было… При замахе и близком ударе сковородкой раскаленное масло неизбежно брызнет вам в лицо. У вас ни единого красного пятнышка. Редкое везение. Допустим. Но как вы взмахнули сковородкой, которую не могли удержать в посудной лавке? Вот главный вопрос…

Холодной логике Агата ответила печалью улыбки.

– Хорошо, вы правы… Масла не было…

– Не сомневался. Так что тетушка…

– Я сожгла блин и пыталась его скинуть, – перебила Агата. – Все произошло случайно… Ничего не слышала и не видела. Просто со злости дернула сковородой, а он оказался на пути… Чистая случайность, что я жива…