Священник поглядел на солнце, на снег, на голые ветвидеревьев и продолжил смиренным тоном:

— Он — революционер. Он обладает властью и наделендаром говорить с Пречистой Девой. Если ему удастся сконцентрировать своюэнергию, он может выйти в первые ряды, стать одним из тех, с кого начнетсядуховное преображение рода человеческого. Мир переживает сейчас очень важныймомент.

И если таков будет его выбор, ему суждены будут тяжкиестрадания. Многое откроется ему раньше времени. Я достаточно хорошо разбираюсьв людях и потому понимаю, что ждет его впереди.

Он повернулся ко мне, обхватил меня за плечи:

— Прошу тебя, избавь его от грядущих страданий. Он невыдержит.

— Я понимаю, что вы любите его…

— Ничего ты не понимаешь, — покачал онголовой. — Ты слишком молода, чтобы понять, сколь разнообразно и обильнозло, царящее в мире. В этот миг ты и сама представляешь себя революционеркой —хочешь вместе с ним переделать мир, открыть новые пути, сделать так, чтобыистория вашей любви стала легендой, которую будут передавать из уст в уста, изпоколения в поколение. Ты еще думаешь, что любовь способна восторжествовать.

— Разве нет?

— Да нет, способна, но вопрос в том когда. Этопроизойдет в определенный час, после того, как завершатся небесные битвы.

— Я люблю его. И для того, чтобы моя любовь победила,мне нет надобности ждать, когда завершатся небесные битвы.

Теперь его взгляд был направлен в какую-то дальнюю даль.

— При реках Вавилона, там сидели мы и плакали… — сказалон, словно про себя. — На вербах посреди его повесили мы наши арфы.

— Как грустно… — заметила я.

— Это первые строчки псалма, где говорится об изгнании,о тех, кто хочет вернуться в землю обетованную, да не может, И это изгнаниепродлится еще известный срок. Что могу я сделать, чтобы попытатьсяпредотвратить страдания человека, который хочет попасть в рай раньше времени?

— Ничего, отец мой. Ровным счетом ничего.

— Вот он, — сказал священник.

И я увидела его. Он стоял на коленях в снегу метрах в двухстахот меня. Он был по пояс голым, и даже издали я заметила, что от холода его кожаприобрела лиловый оттенок.

Голова его была опущена, ладони сложены для молитвы. Незнаю, что было тому причиной — вчерашнее ли совместное действо, восторг лиженщины, собиравшей хворост, — но никогда прежде ни на кого я не глядела стаким неистовым душевным напряжением. Я видела человека, больше непринадлежащего этому миру — он жил в союзе с Богом и с просвещенными духамигорних высот. Сверкающий снег вокруг только усиливал это впечатление.

— На этой горе есть и другие такие, — промолвилсвященник. — Они пребывают в постоянном религиозном восторге, приобщаясь копыту Бога и Приснодевы. Они внимают ангелам и святым, выслушивают пророчестваи мудрые откровения, а потом передают все это немногочисленнымединомышленникам. Если бы на этом все и заканчивалось…

Но он не останется здесь. Он обойдет весь свет, неся учениеВеликой Матери. Сейчас Церковь этого не хочет. И уже приготовлены камни,которыми мир забросает тех смельчаков, кто первыми заговорят об этом.

— И цветы, которыми увенчают тех, кто придет следом.

— Да. Но ему они не достанутся.

И с этими словами священник двинулся в его сторону.

— Куда вы?

— Надо вывести его из транса. Сказать, что ты мнепонравилась. Что я благословляю ваш союз. Я хочу сделать это здесь, на этомсвященном для него месте.

Меня стало подташнивать — так бывает от неосознанного, нонепреодолимого страха.

— Мне надо подумать, отец мой. Я не знаю, так ли всеэто…

— Никто не знает, — отвечал он. — Многие родителисовершают ошибки, потому что считают, будто знают, что лучше для их детей. Ятебе не отец и знаю, что поступаю не правильно. Однако должен исполнить то, чтомне предначертано судьбой.

С каждой минутой меня охватывала все большая тревога.

— Не надо мешать ему, — сказала я. — Пусть онзавершит свою молитву.

— Он должен быть не здесь. Он должен быть с тобой.

— Может быть, он сейчас беседует с Девой.

— Может быть. И все равно мы должны подойти к нему.Увидев меня с тобой, он поймет, что я рассказал тебе все. Он знает, о чем ядумаю.

— Сегодня — праздник Непорочного Зачатия. Это особыйдень для него. Вчера вечером, у пещеры, я видела, как он счастлив.

— Праздник Непорочного Зачатия — праздник длявсех, — отвечал он. — Но теперь уже я не желаю вести с тобойтеологические дискуссии. Идем.

— Почему вы так спешите, отец мой? Почему непременно вэту самую минуту?

— Потому что знаю — в эту минуту он решает своебудущее. И может выбрать не правильный путь.

Я повернулась и по той же тропке, что привела нас к этомуместу, зашагала вниз. Священник шел за мной.

— Что ты задумала? Разве ты не понимаешь — тыединственная, кто может спасти его?! Разве не видишь — он любит тебя и броситради тебя все?!

Я прибавляла и прибавляла шагу, и ему все труднее былопоспевать за мной. Тем не менее он держался рядом.

— В этот самый миг он делает выбор. Он может принятьрешение оставить тебя! Борись за то, что любишь!

Но я не останавливалась. Я спешила как могла, оставляяпозади эту гору, священника, необходимость выбора. Знаю — человек, вприпрыжкубегущий следом, читает мои мысли и знает, что все попытки вернуть меня —бесполезны. И все-таки он не отставал, настаивал, приводил новые доводы —боролся до конца.

И вот мы оказались у того камня, где полчаса назадостановились передохнуть, В изнеможении я опустилась на землю.

Я ни о чем не думала. Мне хотелось только сбежать отсюда,остаться одной, спокойно и не торопясь обо всем подумать.

Спустя несколько минут подошел, с трудом переводя дух, исвященник.

— Видишь эти горы вокруг? — спросил он. — Имне надо молиться, ибо они сами — Божья молитва, потому что обрели в мире своеместо и пребывают на нем. Они стояли здесь еще до того, как человек впервыевзглянул на небо, услышал гром и спросил, кто сотворил все это. Мы рождаемся,страдаем, умираем, а они стоят неколебимо.