– Кое-кто помог мне с ее написанием. Ты бы знала, сколько времени я учил текст и тренировал произношение, чтобы звучало прилично.

– Но сам псевдоним для тебя что-то значит?

– Конечно. Свобода – это единственное, чего не хватает всем в полной мере. Все, что у нас есть, лишь иллюзия свободы. Мы рабы общественного мнения.

– Получается, твоя конспирация – это попытка стать свободнее? У человека без личности громче голос и обширнее выбор. Никто не запретит тебе, потому что некому запрещать.

– Ты видишь куда больше, чем есть на самом деле.

– Что ты имеешь в виду?

– Проехали. Лиля, лучше расскажи о себе.

Сейчас самое время для колкости или возмущений, но разве я не об этом моменте мечтала? Что однажды придет тот, кому я смогу открыться, и я всегда представляла Гратиса. Сейчас неважно, кто скрывается под маской, потому что я видела душу этого парня, слышала ее и чувствовала.

– Я… – произношу с воодушевлением, но внезапно теряю настрой.

Скорлупа покрывает кожу, холод замораживает изнутри, после короткого вдоха я говорю:

– Во мне нет ничего интересного. Я просто Лиля, работаю в кофейне, учусь в универе.

– Твои сто тысяч подписчиков с этим не согласятся.

– Они больше твои, чем мои.

– Это неправда.

– Их интерес вызван твоей тайной.

– Всего лишь доля их интереса, в остальном же они следят за тобой. За твоими действиями и рассуждениями. Ты объединила огромную группу людей, вот что действительно круто.

– То же самое могу сказать и о тебе. Твои песни… Признаюсь, они меня спасли.

– От чего?

– От себя, наверное, – печально ухмыляюсь я и делаю несколько глотков остывшего кофе. – Я вовремя услышала нужные слова.

– Какие именно?

Теряю фокус взгляда, сердцебиение замедляется – тело отвергает воспоминания о худшем периоде жизни.

– Прости, – шепчет Гратис, – наверное, слишком личный вопрос.

– Для первой встречи, пожалуй, да.

На телефоне звенит будильник, напоминающий, что пора закрывать кофейню.

– Мой рабочий день окончен, – произношу я, выключая звук на телефоне.

– Далеко ты живешь?

– В противоположной части города.

Гратис выпрямляется, ощущаю энергетические волны какого-то сильного чувства, но не могу понять какого.

– Почему тогда ты выбрала эту кофейню?

– Когда нужна работа, не разбрасываешься хорошими вакансиями, – пожимаю плечами я и забираю пустые чашки.

– Я… – запинается Гратис и касается пальцами затылка, – я подожду тебя на улице.

Он оставляет деньги за две чашки кофе на стойке и выходит из кофейни. Быстро вытираю рабочее пространство, проверяю столики на наличие салфеток и сахара и уношу грязную посуду в мойку. Выключаю свет в зале и бросаю взгляд за стекло. Он все еще там, действительно ждет. В какую параллельную вселенную я попала? Проверяю еще раз зал и бар и со спокойной душой выхожу на крыльцо. Закрываю дверь и ставлю заведение на сигнализацию. С опаской оборачиваюсь: напротив кофейни останавливается машина с оранжевыми шашечками. Гратис подходит к задней двери и открывает ее, приглашающе взмахивая рукой.

– Это лишнее, – произношу я со смесью смущения и негодования, – я лучше на трамвае.

– Пожалуйста, Лиля, садись.

И как же сейчас не хватает взгляда глаза в глаза, ведь так много можно по нему понять. Отказаться или принять предложение от парня мечты? Кто в последний раз так заботился обо мне? Как бы там ни было, это чертовски приятно.

– Хорошо, – отвечаю я со вздохом и забираюсь на заднее сиденье такси.

И вот я уже думаю, что пора прощаться, но происходит еще одна удивительная вещь. Гратис закрывает дверь с моей стороны, обходит машину и садится рядом.

– Назови адрес, – шепотом просит он.

– А ты-то куда?

– С тобой.

Водитель оборачивается, его удивленный и обеспокоенный взгляд меня веселит. Представляю, о чем он думает. Молодая девушка и странный шепчущий парень в маске. Интересно, если я сейчас начну вопить «Помогите!», что он сделает?

Усмехнувшись собственным мыслям, говорю таксисту адрес и объясняю, как лучше проехать. Мужчина ждет еще несколько секунд, пристально глядя на меня. Улыбаюсь и спокойно киваю, давая понять, что все в порядке.

– Чему ты улыбаешься? – спрашивает Гратис, наклонившись к моему уху.

Прикрываю глаза, сцепляю руки в замок. Такое невозможно представить или отрепетировать. Моя реакция на Гратиса куда ярче, чем в любой из фантазий. Поворачиваю голову и отвечаю как можно тише:

– Кажется, водитель думает, что ты маньяк.

Втягиваю носом тонкий аромат парфюма, смешанный с резким запахом «автомобильной пахучки» и кофе. Пытаюсь отделить один запах от другого, но не получается, слишком много всего намешано.

– А что, если это правда? Вдруг я на самом деле маньяк? Тебе не страшно?

– Маньяк не может бояться маньяка. Единственный, кому сейчас страшно, так это таксист. Жаль, что у меня нет с собой маски, устроили бы мужику веселую смену.

Слышу приглушенный добродушный смех. Воздух вокруг становится сладким и чистым, словно я оказываюсь не в маленькой дребезжащей машине, а в чистом поле, полном ярких цветов. Я не могу освободиться от этого чувства. Не могу остановить то, что уже расцветает внутри.

– Лиля, почему тебя уволили из «Тайной комнаты»?

Вопрос Гратиса, точно зимний ветер, сдувает теплую атмосферу веселья, но я стараюсь не подать вида. Тем более что наше положение – шепчущиеся молодые люди на заднем сиденье авто, сидящие очень близко друг к другу, – оставляет место глупому романтизму, который превращает мозг в сладкое желе.

– Из-за тебя, – говорю я серьезно, но тут же добавляю: – Шутка. Я сама виновата. Полезла в гримерку, хотела узнать о тебе что-то новое и тем самым разозлила Егора. Насколько я поняла, он всегда старается делать все правильно, а в вашем договоре первым пунктом стоит сохранение твоего инкогнито. Вот, собственно, и все.

– Я могу попросить его пересмотреть свое решение.

– У вас настолько хорошие отношения?

– А ты все не перестаешь копать под меня, да? – с шуточным недовольством произносит Гратис. – Не то чтобы хорошие, скорее мы просто нужны друг другу. У каждого своя выгода.

– Не думаю, что хочу туда вернуться, но спасибо.

– Почему?

– Предпочитаю избегать мест, где уже накосячила. Мир такой большой, не хочу терять возможности напортачить где-нибудь еще.

– Ты смешная, – говорит он с еле уловимой нежностью и совсем тонкой ноткой печали.