хватило времени? Ибо только они забрались в самое сердце средневекового квартала, как наткнулись на грустного и растерянного Яшу Максимца, уныло бредущего навстречу.

— Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант?

— Ну…

— Я вас два часа по всему городу ищу!

— Что-то случилось?

— Товарищ нарком вызывают.

— Где он?

— Пьёт чай с Ядвигой Мечиславовной.

— Понял. Летим.

* * *

Лаврентий Фомич сидел на крыльце и что-то напевал на незнакомом и совершенно непонятном для его немногих слушателей языке. Когда скрипнула калитка, он мгновенно повернул голову на звук и громко расхохотался:

— Вы только посмотрите на них! Казалось бы, обвиняемый и обвинитель, по сути — палач и жертва. А ведут себя, словно неразлучные друзья-приятели. Бредут не спеша, вразвалочку, как будто не нарком их ждёт, а хрен собачий. Никакого уважения, никакой субординации!

— Виноват, товарищ старший майор! — вытянулся Савицкий. — Да если б мы знали, что вы вернётесь, ни за что не вышли б за пределы забора.

— Ладно… Прощаю… Как вёл себя подозреваемый?

— Нормально.

— Сбежать не пытался?

— Никак нет.

Поковырявшись немного в правой ноздре широкого носа, Цанава наконец поднялся со своего места и уставился на Яру:

— В подземелье сегодня полезем или уже завтра?

— Завтра воскресенье. Выходной.

— Тебя это не касается.

— Ну, если так, тогда начнём с самого утра.

— Осень на дворе. Темнеет рано, светает поздно. Раньше восьми утра нам в замке делать нечего.

— Значит, в восемь ноль-ноль на прежнем месте.

— Согласен. Да, кстати, как там Фёдор Алексеевич?

— Более-менее… Постойте, откуда вам известно, что мы проведывали его в больницу?

— От верблюда. Служба у меня такая!

* * *

Когда утром 1 октября Плечов, Савицкий и Максимец прибыли в назначенное место, там уже вовсю хозяйничали незнакомые люди, среди которых Яра ещё издали разглядел фигуру наркома Цанавы. Тот, как всегда, отличался фирменной физической активностью и без устали раздавал распоряжения то своим немногочисленным подчинённым, то воинскому командованию, сбившемуся в плотную кучку у той самой берёзы, под которой Плечов несколько дней тому назад обнаружил убитого Ивана Салова, то священникам, то каким-то незнакомым штатским лицам.

Подобравшись ближе, агент обнаружил… очередное тело, аккуратно положенное прямо на старую могильную плиту, вокруг которой и стояла толпа.

Конечно же это был Сидор Епифанович Бальбуза, точнее, его труп.

— Вот, выловили из пруда, — как бы оправдывался перед наркомом невысокий плотный красноармеец с узкими азиатскими глазами: может, киргиз, а может, казах.

Лаврентий Фомич свирепо сжал зубы и резко повернул туловище вправо, — в ту сторону, откуда только что подошла дружная компания.

— Явились наконец… — глухо пробурчал он, придавая голосу напускной строгости. — Не запылились!

— Мы люди пунктуальные. Взгляните на часы — без одной минуты восемь, — с максимальной вежливостью в голосе парировал Плечов.

— И как вам нравится такое безобразие?

— Так же, как и вам…

— У него отверстие от пулевого ранения. Прямо посредине лба. Кто, я спрашиваю, кто научил этого долбанного диакона так стрелять?

— Ну, не я же.

— Ох и дерзок же ты, Ярослав Иванович.

— Какой есть…

— Не по годам — прямо скажем! Не по годам! Но на то мы и поставлены советской властью, чтобы усмирять всякую не в меру разбушевавшуюся наглоту вроде тебя, — Лаврентий Фомич пробуравил Плечова испепеляющим взглядом и вдруг рявкнул: — Смирно!

Все моментально вытянулись в струнку. Ярослав тоже.

— Сегодня при помощи армии мы с вами будем прочесывать все закутки проклятого Несвижского подземелья до тех пор, пока не вытащим на свет Божий этого гадского крота в поповской рясе, ясно?

— Так точно. Я лично ничего против не имею, — отозвался Плечов.

* * *

Близился полдень.

Три группы военнослужащих срочной службы: одна — под командованием неразлучного тандема Плечов-Савицкий, вторая — Якова Максимца, третья — самого Цанавы, излазили катакомбы вдоль и поперек, но ничего из ряда вон выходящего там так и не обнаружили.

Каждый из участников вылазки прекрасно осознавал, что Пчоловский где-то здесь, рядом — следует найти лишь потайной ход, ведущий в его тщательно замаскированное укрытие — и тогда успех операции будет обеспечен на все сто.

Однако, как ни старались наши герои, их усилия оказались тщетными.

Около трёх часов дня все группы в очередной раз сошлись под Башней Убийцы, где нарком и объявил о своём решении прекратить поиск.

Красноармейцы построились и пехом отправились в казарму, под которую приспособили одно из хозяйственных помещений на околице города.

Савицкого и Максимца Цанава великодушно отпустил пообедать, а сам в компании Плечова отправился в больницу.

Леонтий Михайлович завистливо смотрел им вслед. Эх, такая статья сорвалась…

И хороший обед, на который он не без оснований, между прочим, рассчитывал — тоже.

* * *

Кабинет начальника хирургической службы был не заперт, но, к сожалению, пуст. Ярослав не без оснований предположил, что доктор находится у кровати своего друга Фролушкина, и ускорил шаг.

Лаврентий Фомич едва поспевал за ним.

Дверь в палату тоже оказалась открытой.

И в ней тоже никого не было — ни Фёдора Алексеевича, ни его юродивого сына Павлика.

— Что за странности? — процедил нарком, нервно озираясь по сторонам. — Массовая эвакуация? Средь бела дня? И без моего ведома! Да я их, сволочей, поганой метлой гнать буду.

Как вдруг… В конце коридора показалась стройная женщина средних лет в новеньком, ни разу не стиранном (а может, просто тщательно накрахмаленном) халате.

— Вы к кому, товарищи? — тихо поинтересовалась она, приблизившись к странным посетителям.

— К Лычковскому! — сухо бросил Цанава.

— Он только что уехал. В Минск.

— Что-то случилось?

— Да. Состояние одного из наших пациентов — профессора Фролушкина — резко ухудшилось, и Михаил Львович принял решение везти его в столицу.

— Что ж, будем догонять!

* * *

Величественный чёрный лимузин, за баранкой которого сидел сам старший майор Цанава, с сумасшедшей скоростью (ниже сотни не опускаясь даже в населённых пунктах!) лихо нёсся по недавно отремонтированному шоссе в сторону белорусской столицы. Штатный водитель наркома сидел рядом и судорожно стискивал пальцы в кулаки, как только его шеф начинал очередной умопомрачительный манёвр.

В народе ходили слухи, что Лаврентий Фомич лично рвал водительские удостоверения тех «наглецов», кто осмеливался обгонять его машину, но вряд ли какое-то транспортное средство в тот день могло мчаться быстрее правительственного ЗИСа, стрелка спидометра которого, казалось, навсегда зашкалила намного правее последней цифры…

* * *

Несмотря на то что нарком был в форме, справедливо вызывающей у большинства советских граждан трепет и внутреннее оцепенение, к Фролушкину Цанаву (а значит, и сопровождавшего его Плечова), так и не пустили — в связи с тяжёлым состоянием раненого профессора. А вот Лычковский от