учительница. — Вчера все эти треволнения позволили мне на время забыть о собственных переживаниях, но сегодня, оставшись наедине с собой… — Арина Игнатьевна приложила платочек к губам, на миг прикрыла глаза. — Видите ли, — повторила она, — там у меня остался сын. Мы и без того были не в ладах с его отцом, он всё угрожал, что заберет Васеньку, что я его больше никогда не увижу… Если и вправду минуло двадцать лет, то теперь он, пожалуй, такой же взрослый.

Влажный взгляд её коснулся Александра, который вновь держал руку женщины в своей. После тяжелого вздоха, Арина Игнатьевна подняла взгляд на Надю.

— Не могу не думать о том, как он жил там всё это время без меня. Ах, Надежда Ивановна! Я и сама педагог, я хорошо знаю, как вредно расти ребенку без материнской заботы и ласки. И сама оказалась кукушкой, — она горько усмехнулась. — Да ещё и отец его, наверняка, после того как я пропала, забрал моего мальчика. Где же я его теперь отыщу?

И слёзы вновь градом полились по её щекам.

— Арина Игнатьевна, прошу вас! — Илья неожиданно встал перед учительницей на колени. — Клянусь, что как только в доме все разрешится, то приложу все усилия, чтобы найти вашего сына.

— Мы приложим, — добавил Александр, серьезно кивнув. — У Владимира Александровича связи в столице, вы сами знаете.

— А у Александра Борисовича за рубежом, — горячо подтвердил Илья. — Мы найдем его, на каком бы краю Земли он ни находился!

— Ох, мальчики…

Надя и сама почувствовала, как в носу щиплет, а на глаза наворачиваются слезы. Было видно, что оба камердинера говорят это не просто для красного словца, чтобы успокоить гостью. Кажется оба они искренне хотели помочь открывшейся им в своем горе женщине.

— Простит ли он меня? — Вздохнула Арина Игнатьевна. — Теперь я ему и не нужна вовсе…

— Простит, конечно, простит! — Илья горячо закивал. — Я бы на его месте наоборот обрадовался, ведь он, верно, считал вас пропавшей.

— И то не ваша вина, — согласно кивнул Александр.

— Конечно, — тоже закивала полицейская. — Вас не в чем винить.

Учительница склонила голову, то сжимая, то разжимая платок у себя в руках. Вздохнула шумно.

— Быть может, вы и правы. — Арина Игнатьевна подняла голову, и на губах её уже была робкая улыбка.

— Господь подарил нам с вами ещё один шанс, ещё двадцать лет, — серьезно проговорил Илья, глядя на женщину. — И я намерен распорядиться ими мудро.

Александр вскинул голову и посмотрел на камердинера с каким-то особым выражением. Надя отвела взгляд. Ей показалось, что она подсмотрела чью-то чужую тайну, что-то очень личное, что видеть не должна была. Мысли невольно крутились вокруг всех тех, кто проспал в доме все это время. До сего момента ей было всё как-то не до того, чтобы задуматься об их судьбе. Но каково это на самом деле — выпасть из реальности на такой немаленький срок? Многое за это время поменялось, в худшую или лучшую сторону. Смогут ли они привыкнуть к столь резким изменениям?

В конце концов, Надя первой нарушила хрупкую тишину. Откашлялась и аккуратно начала.

— Прошу прощения, но если мы сейчас ещё немного задержимся, боюсь, мой коллега решит, что с нами случилось что-то непоправимое…

— Ради Бога, простите! — Арина Игнатьевна приложила руки к груди. — Я заставила всех волноваться. Прошу, возвращайтесь к столу. Я только приведу себя в порядок и сразу же вернусь.

— Обещаете, что больше не будет необходимости искать вас с собаками?

— Нет-нет, обещаю, — тихо рассмеялась учительница, кажется, совсем успокоившаяся.

К столу вернулись по очереди. Сначала Надя и Александр, потом Илья и только следом уже Арина Игнатьевна, скромно извинившись в том, что она заставила общество себя ждать. Андрей, да и никто за столом никаких вопросов задавать не стал, и, наконец, приступили к завтраку.

Яйца кокот и гурьевская каша показались самыми вкусными блюдами, которые Надя когда-либо пробовала в своей жизни. Она была так голодна, что с трудом сдерживала себя в руках, чтобы не нарушить с десяток правил этикета за столом. Невольно вспомнились года в Смольном институте, когда воспитанниц намеренно недокармливали, из соображений более здорового образа жизни. С каким аппетитом они тогда поедали даже вонючие печеночные котлеты! Но самым страшным было как-то не так повести за столом. Не дай Бог грякнуть ложкой об тарелку или откусить слишком большой кусок. За это можно было и вовсе лишиться еды. Кто же знал, что держать прямо спину и уверенно держать приборы в подрагивающих от голода руках понадобится в жизни.

Вот кто пренебрегал правилами поведения за столом, так это Долгорукий. Ел он торопливо, разговор, который размеренно тек благодаря Арине Игнатьевне, не поддерживал, а на вопросы отвечал невпопад. А когда принесли сладкое, и вовсе выкинул фортель.

— Прошу меня извинить, — граф встал, откидывая на стол салфетку. — Благодарю за компанию, но вынужден покинуть ваше общество. Что-то мне нездоровится.

— Вам помочь, Александр Борисович? — Тут же отозвалась учительница.

— Нет-нет, то старый недуг, не смейте волноваться, Арина Игнатьевна, — вымученно улыбнулся граф. — Немного тишины и покоя — лучшее лекарство.

Он остановил было ринувшегося за ним Илью и вышел из столовой. Андрей и Надя переглянулись. Кажется, оба они ни на секунду не поверили в старый недуг графа.

Однако срываться с места было бы сейчас слишком подозрительно. И дознавателем пришлось остаться за столом до конца трапезы. Лишь после завтрака Надя смогла улучить момент и попытаться найти Долгорукого. Но оказалось, что далеко ходить не надо было.

Полицейская сунулась в зимний сад, предполагая, что какие-то дела у графа всё-таки остались именно там. И почти сразу услышала голоса.

— Обещаете?

— Обещаю, хоть мне и жаль терять такого человека, как ты, Илья, — голос графа был мягким, вкрадчивым. — Разве я мало тебе плачу?

— Дело не в этом, как вы не понимаете…

Под ногой Нади что-то хрустнуло, и голоса замолкли. Таиться больше не было смысла, и полицейская, раздвинув широкие ветви какой-то зелени, вышла к говорившим.

— Прошу прощения, господа, что прервала ваш разговор, я не намеренно. Андрей Сергеевич попросил кое-что проверить…

— Ничего, мы уже закончили, — кивнул Долгорукий. Камердинер только стрельнул в него взглядом.

— Я могу идти, Ваша светлость?

— Ступай.

Илья поклонился, развернулся и пошел к выходу в кухню, по дороге улыбнувшись Наде. Несмотря на то что разговор, кажется, был не из легких, глаза молодого человека сияли. Связано ли это как-то с обещанием прожить подаренные двадцать лет мудро?

Граф повернулся к барышне.

— Вы искали меня?

— Нет, просто прогуливались, — стараясь, чтобы ее голос оставался спокойным,