Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да какие уж развлечения?– со вздохом ответила она.– Телевизор да книги в библиотеке. А ночью Вам лучше из дома не выходить.
Я вопросительно посмотрел на неё.
– Охранники выпускают собак,– пояснила она.
– Вот как? Много?
– С десяток, наверное. Они натренированы на задержание, но…
Она вдруг замолчала.
– Бывали случаи, когда они убивали людей,– закончил фразу я за неё.– Ведь именно это Вы хотели сказать?
Кивнув, она тут же сконфузилась и опустила глаза в пол:
– Я тут Вам лишнего наговорила, Вы уж никому не сообщайте о нашем разговоре. У нас прислуге строго запрещено разговаривать с посетителями.
– Конечно,– успокоил я её,– поужинаю в комнате. Принесите мне, пожалуйста, то, что заказал товарищ Сталин. Поем и лягу спать. День такой суматошный был, знаете ли, устал.
Пирог оказался необыкновенно вкусным.
Попросив добавку и, допив чай, я стал смотреть в окно, предварительно выключив свет в комнате.
К этому времени Солнце зашло, и двор погрузился в полную темноту.
Однако через некоторое время, когда глаза привыкли к мраку, я заметил слабое свечение в траве.
Оно небольшими квадратиками равномерно распределялось через определённые промежутки, отчего двор передо мной был похож на большую шахматную доску.
Я подумал, что место, из которого выезжают машины, должно быть освещено более интенсивно, но квадратики в этой части двора были абсолютно одинакового размера.
«Значит,– подумал я,– оно должно быть видно с противоположной стороны, той, где находится спальня товарища Сталина».
Но как туда попасть?
Нельзя же просто постучать в дверь и сказать:
– Товарищ Сталин, разрешите посмотреть на вид из Вашего окна.
Стоп!
Тут есть библиотека и если что, можно будет сказать, что пошёл за книгой и ошибся дверью.
Пройдя по коридору, я очутился возле комнаты, где жил генералиссимус.
Дверь была приоткрыта, но на всякий случай я постучал.
Ответа не было.
Толкнув дверь, я оказался в комнате и сразу подошёл к окну, убедившись, что моя догадка верна: мне были чётко видны два больших святящихся пятна.
Они располагались на расстоянии метров пяти друг от друга.
Выходило, что под землёй шла двух полосная дорога в оба направления: из Москвы сюда и в противоположную сторону.
Понимая, что комнаты могут находиться под наблюдением, я громко позвал:
– Товарищ Сталин!
Ответа, понятное дело, не последовало, но у меня появилось железное алиби на случай расспросов, что я делал в его комнате.
Решив спуститься в столовую и, находясь почти возле начала лестницы, я услышал внизу голоса.
– Да пусти ты!– требовательно звучал женский голос, но в нём не слышалось ноток настоящей злости.
Я сразу узнал голос симпатичной домашней работницы.
– Так ведь нет никого,– отвечал мужчина,– чего ты упираешься, как девчонка?
Мужской голос мне был не знаком.
«Может быть, это один из охранников?– подумал я.– Так Вы, мадам, изменяете вождю народов с простым пролетарием? Нехорошо!»
– Не по-людски это, камеры везде понатыканы!
– Ты же знаешь, на ночь их выключают,– ответил мужчина,– сейчас за всем собачки присматривают.
Он расхохотался над собственной шуткой.
– Всё равно неудобно как-то,– сопротивлялась женщина,– пойдём наверх.
– Там Гоша, услышит ещё.
– Нет, он сказал, что ляжет спать.
– Мало ли, что он тебе сказал,– возразил мужчина.
Послышался шум борьбы, после которого запыхавшийся женский голос произнёс:
– Уймись ты, наконец!
– Хорошо,– согласился мужчина,– поднимемся. Я загляну к нему в комнату и проверю, что он делает.
Стараясь не шуметь, я на цыпочках вернулся в свою комнату и лёг на кровать, натянув одеяло на голову.
Через минуту послышались шаги, раздался лёгкий стук, и голос с сильным грузинским акцентом позвал:
– Гоша!
Во мне проснулся актёр.
Громко зевнув, я всхрапнул, тихо застонал и повернулся на другой бок, пробормотав нечто нечленораздельное.
– Гоша, ты спишь? Это я.
И без его подсказки я уже знал, кто он такой.
Знал это точно.
Скрипнув, дверь закрылась.
Несколько минут я пролежал под одеялом, а убедившись, что остался один, откинул его с лица и усмехнулся.
Товарищ Сталин не был грузином.
Из чего логично вытекало, что этот человек не был товарищем Сталиным.
И мне очень хотелось знать, что тут происходит.
Раздевшись, я нырнул в кровать, пожелав самому себе доброй ночи.
За завтраком товарищ Сталин был весел и много шутил.
Его акцент был безупречен, но для меня это уже не играло никакой роли.
Пожав ему руку, я вышел во двор, где стояла машина, на которой меня привезли из аэропорта.
Человек в чёрном костюме протянул мне банковскую карточку:
– Виктор Антонович оставил для Вас.
Сунув её в карман, я сел на заднее сиденье, где лежали наушники и повязка.
«Вальс цветов» заиграл моментально, и я почувствовал, как машина тронулась.
Доиграв до конца, музыка начала повтор.
«Вот тут, ребята, вы и совершили ошибку»,– подумал я.
Дело в том, что этот вальс длился ровно семь с половиной минут.
Конечно, мне встречались варианты немного короче или длиннее, но я почему-то нисколько не сомневался, что они не сильно парились, тупо скопировав информацию из моей машины.
Оставалось только подсчитать, сколько раз я его прослушаю.
Когда голос в наушниках предложил выйти из машины, я уже знал, что от места моей высадки до странного дома чуть более сорока двух минут.
Выйдя, я огляделся.
Столицу я знал плохо, но понял, что нахожусь в самом её центре.
Людей было много, машин тоже: Москва жила в обычном режиме мегаполиса.
Стоило погулять, чтобы вычислить количество сопровождающих меня людей.
Через полчаса я точно знал, что их трое.
Вопрос состоял лишь в том, были ли они все из «Системы»?
Ни на миг не сомневаясь, что информация о моём отъезде уже слита кому надо, я решил, что лишняя осторожность всё же не помешает.
Красная площадь выглядела торжественно, как и положено главному архитектурному символу страны.
Попадая в Москву, я всегда приходил сюда, а потом подолгу стоял у Вечного огня в Александровском саду.
В этот раз мне повезло: караул вот-вот должен был смениться, и десятки туристов нацелили на него свои телефоны и видеокамеры, чтобы запечатлеть незабываемый момент.
Не без труда пробравшись в первый ряд, я сразу отметил, что троица соглядатаев рассредоточилась на расстоянии двадцати метров друг от друга.
Рядом со мной оказалась симпатичная беременная женщина.
Живот под цветастым летним сарафаном выдавался так сильно, словно она готовилась произвести на свет человек пять минимум.
Её лицо показалось мне знакомым и, бросив на неё