— Значит, эмир не жил в том ангаре?

— Нет.

— А почему вы не заявили о его исчезновении?

Андреас Фигуэрас в шахматы не играл, но участвовал в семинаре, где какой-то самодовольный тип вещал о родстве допроса с этой древней игрой. «Прежде чем перейти в наступление, нужно правильно сложить все кирпичики», — говорил он. И еще нужно позаботиться о том, чтобы у соперника никогда не появилась возможность нанести неожиданный удар. В комнате для допросов полиция всегда играет белыми. А белые ходят первыми и, значит, имеют преимущество. Только плохие полицейские уступают свое преимущество. Эти слова прозвенели в ушах Андреаса, когда он увидел надменную физиономию Камбрани.

— Но ведь я сделал это.

— Нет… — неуверенно сказал Андреас, бросив взгляд на зеркало.

— Сделал, — констатировал адвокат. — Гнусавый голос вызывал раздражение, и с этим ничего нельзя было поделать. — Если быть точным, девятнадцать дней назад. Хотя звонок был анонимным, он поступил с телефона Камбрани. С того самого, который вы изъяли. Проверьте это, а также проверьте зафиксированные вашей программой звонки.

Шах.

Андреас выдохнул через нос.

— Это дело имеет первостепенное значение для полиции Осло. Если бы в нашей базе данных хоть как-то упоминался человек, который является нашим главным подозреваемым в убийствах в Сульру, полагаю, мы бы об этом знали.

— Также полностью… — начал адвокат, но Андреас грубо перебил его. Его игра — покер. В ней можно выиграть даже с плохими картами. Надо только уметь хорошо блефовать.

— Вам не приходило в голову, что эмир ввел вас в заблуждение? Что он хочет, чтобы все выглядело как исчезновение? Что его ненависть к «Свету Господнему» и другим христианам на самом деле сильнее, чем вы думали?

Камбрани посмотрел на Андреаса ничего не выражающим взглядом.

— Нет, — сказал исламист. — Не приходило.

— Тогда как вы объясните это?

Из кожаной записной книжки Андреас достал карту, на которой заброшенный ангар был обозначен как укрытие.

— Мы нашли это в соседнем от Сульру доме. Его владельцу вспороли брюхо два дня назад.

Камбрани покачал головой.

— Аллах успокоит его душу. Я никогда раньше не видел эту карту. Зачем она эмиру? Он ведь знает, где находится ангар.

Камбрани блефует. Черт.

Андреас достал фотографию и положил ее на стол перед Камбрани. На фото стоял на коленях пастор со сложенными в молитве руками. Изображение на снимке было ничем не примечательно, если бы не слишком холодный свет и не дырка от пули над ухом пастора.

Камбрани подался вперед, изучая фотографию.

— Он… мертв?

— Мертв.

— Пусть покоится с миром, — сказал он, отложив фото. — Кто это?

— Его звали Бьёрн Альфсен. Он был пастором общины «Свет Господень».

Камбрани удрученно поцокал языком.

— Видите платок, которым связаны его руки? На нем надпись из Корана. Занятно, правда? — сказал Андреас, указательным пальцем ткнув на фото.

Камбрани помедлил.

— Этого я не знаю. Я же не следователь. Но…

Он посмотрел в глаза полицейскому.

— Это не в мусульманских обычаях. Те, кто стоят за этим, не мусульмане. Это недруги ислама.

Шахматы или покер — это уже не играло роли. Партия была сыграна.

Вот дерьмо.

Фредрик наклонился, надел на руку пакет для сбора собачьих фекалий, собрал экскременты и вывернул его содержимым внутрь. Ощущения от этого были примерно такие же, как у Андреаса после вчерашнего допроса.

Фредрик вспомнил разговор с криминалистами в амбаре. В багажнике сгоревшего «Пассата» лежали остатки черной сумки, в которой оказалось большое количество пластиковых канистр, тюбиков, трубок с реагентами и чашек Петри, которые используют в лабораториях. Все это расплавилось и превратилось в единую массу. Химикалии из Сульру оказались на пепелище в Маридалене. Затем Андреас подумал о Мухаммаде Камбрани. Правда в том, что у них нет на него ни шиша. Пары недель в камере предварительного заключения хватило бы, чтобы перехитрить судью, но потом Камбрани пришлось бы отпустить. Надо найти эмира. Надо найти общину. Убийцу. Время работало против них.

Было пасмурно, и тоненькая вельветовая куртка не спасала от ветра. Наконец на улице Соргенфригатен показался частный «Форд». Кафа приоткрыла окно.

— Кто это?

Она уставилась на спаниеля с густой длинной шерстью, ушами, по форме напоминающими листья вяза, и влажными глазами.

— Это? Ее зовут Крёсус.

— Ты собираешься взять на работу свою собаку?

Фредрик фыркнул.

— Это собака Беттины. Моей… подруги. Она на семинаре, и я присматриваю за псиной. Крёсус не любит оставаться одна. У нее начинается понос.

Кафу не особенно воодушевило это объяснение.

— Ты не любишь собак?

— Я мусульманка.

— Да-да. Может, тебя утешит, что это не свинья.

Кафа закрыла окно и открыла багажник. Фредрик стукнул по стеклу.

— Извини. Она должна сидеть впереди. Видишь, ее укачивает.

Звук разрываемых газет — и на столе опять образовалась гора бумаг. Письменный стол стройподрядчика Хеннинга Скауга был липким и грязным, что происходит, когда пыль, остатки моющего средства, скотча и бумажек с напоминаниями лежат слишком долго. Но посередине оставался чистый островок, где лежала кипа документов.

— Пришлось потрудиться, чтобы найти это. Но у меня хотя бы появился повод прибраться, — сказал Скауг, наливая кофе в бумажные стаканчики.

Бывший владелец акционерного общества «Монтажная компания Осло» уселся за письменный стол и показал на пакет со сливками.

— Вам добавить? К сожалению, я теперь пью кофе без сахара.

Хеннинг Скауг и его компания обанкротились спустя несколько лет после того, как построили подвал в Сульру. Теперь Скауг работал на крупного подрядчика в Фюрусете. Пролистав костлявыми пальцами пачку бумаг, Скауг положил рабочий чертеж поверх нее.

— Этот заказ я никогда не забуду.

Ничего необычного. Работа предстояла большая, и Скауг попросил аванс. Через два часа в его офисе появились три типа с чемоданом, битком набитым банкнотами. Девять миллионов двести сорок четыре тысячи крон в купюрах по тысяче и пятьсот крон. Чувствуя себя почти гангстером, Скауг бормотал себе под нос, пересчитывая вручную деньги.

— И когда я услышал о перестрелке в Маридалене, то в глубине души заподозрил, что это может быть как-то связано с Сульру…