Молодой человек припарковался на станции. Он прикрепил к окну автомобиля записку, а ключ оставил девушке в газетном киоске «Прессбюрон» на железнодорожном вокзале Упсалы[30]. На следующий день машину перегнали обратно в имение Плантенстедтов.

Той же осенью однокурсники Сёрена Плантенстедта на отделении биохимии университета Умео[31] заявили о его исчезновении.

— Спустя несколько лет его ненадолго приняли на службу в Вооруженные силы Швеции полевым священником. После этого — ничего. Сейчас ему сорок пять. Ну, если он еще жив, конечно, — сказала Кафа по телефону.

— Вот как?

— Его родители погибли в автомобильной аварии, когда ему было двенадцать. Он жил у родителей своего отца, пока не умерла бабушка. С тех пор он не общался с дедом.

— Спасибо, — задумчиво проговорил Фредрик.

— Не меня благодари, — продолжила Кафа. — А своего старого друга Хассе Ханссона из полиции Стокгольма. Он поднапрягся, после того как я передала от тебя привет.

— А Пер Ульсен?

— Ничего. Пока ничего.

Фредрик лежал на двуспальной кровати и не мог заснуть. Темная летняя ночь дышала свежестью после ливня, под аккомпанемент которого только что совершилось равнодушное проникновение в тело Беттины. Теперь она лежала рядом, обмякнув, с загорелым в солярии животом. Летнее одеяло прикрывало ее жилистое тело так, что видна была только голова могучего орла на плече. Он подумал о ее словах. «Ты относишься ко мне как к последней сучке. Как к шлюхе, которой можно всегда позвонить, когда тебе хочется, чтобы отсосали. Так больше не может продолжаться. Я так больше не хочу».

Пасторат. Так они называли себя. Бьёрн Альфсен-младший, Сёрен Плантенстедт и Пер Ульсен. Пасторат. Он заглянул в словарь. Это не норвежское слово, но оно используется в шведском, датском и немецком. Организационное разделение внутри общины.

Чем таким они занимались, в чем не принимали участие остальные члены общины? Что они знали такого, что было неизвестно остальным? Бьёрн Альфсен-младший был основателем, спонсором и инициатором. И он был убит. Сёрен Плантенстедт — швед, сирота из привилегированного общества, родом из имения рядом с Упсалой, бросивший учебу, чтобы стать священником. Он исчез. Пер Ульсен. Человек, по словам продавца камер наблюдения, довольно заурядной внешности. И он пропал. Взгляд, полный энергии. Вычурная подпись.

Пер Ульсен. Имя настолько обычное, что это и было необычно. Фредрик удивился, когда Кафа предоставила ему статистику. Оказалось, что в Норвегии проживает всего шестьдесят один человек по имени Пер Ульсен… Будь у него даже второе имя[32], и с ним бы он был шестьдесят вторым. По версии Андреаса, их Пера Ульсена звали совсем не Пером Ульсеном. Очевидно, он взял себе псевдоним. Только зачем пастору в полузабытой общине использовать другое имя в качестве прикрытия?

Беттина приоткрыла глаза, когда Фредрик перегнулся через нее, чтобы взять завибрировавший на полу телефон.

— Работа, — прошептал он и погладил ее по лбу.

Голый, он прошел в гостиную по холодному полу. Ему казалось, что очки должны лежать где-то рядом с диваном. Но на этом месте, а не на своей подстилке, как ей положено, лежала Крёсус.

Снова звонила Кафа.

— Алло. Сейчас без десяти два.

Кафа перешла сразу к делу.

— Я еще раз проверила базу. Никаких анонимных заявлений об эмире там нет. Мухаммад Камбрани лжет.

Фредрик взял за загривок единственную в этом доме сучку, вывел на зимнюю террасу, а затем плотно закрыл дверь. Он встал за шторами и украдкой посмотрел на темные соседские окна.

— Понял. Ты поэтому звонишь?

— Нет. Вечером пришел отчет по мобильному телефону. По тому, что мы нашли в амбаре.

— И?

— Никаких отпечатков пальцев. Никаких следов ДНК. Никаких свидетельств того, что с этого телефона звонили. Ни одного сообщения. Владелец симки неизвестен.

Кафа сделала паузу.

— Но телефоном пользовались, чтобы что-то искать в интернете.

— Продолжай.

Он услышал звук мотора и голос радио на заднем плане.

— Ты где?

— В такси. Как бы то ни было, экспертиза не смогла установить, на какие сайты заходили с телефона. И также не смогла определить, когда заходили в интернет.

— Тогда откуда ты знаешь, что телефоном пользовались для интернета?

Кафа довольно хмыкнула.

— Владелец удалил все данные и списки звонков. Похоже, он использовал сильное программное обеспечение, потому что нет вообще никаких следов. Я попросила компьютерщиков попробовать другой метод.

Кафа снова выдержала паузу.

— Вместо того чтобы пытаться воссоздать ранее загруженную информацию, мы стали искать активные оболочки данных. То есть маленькие программки, которые нужны телефону, чтобы оптимально функционировать. И тут мы кое-что нашли. Телефон был настроен на поиск сетей беспроводного интернета, к которым уже подключался раньше.

— Вот как?

— Две в Стокгольме и одна здесь, в Осло. В центре. Телефон настроен на поиск закрытой вайфай-сети в «Осло-Хостеле» на улице Принсенсгате.

Фредрик не успел спросить, как Кафа уже продолжила.

— Что-то подсказывает мне, что при покупке телефона не были выставлены такие настройки.

— Так ты сидишь в такси и едешь в…

— Я уже на Принсенсгате.

— Нет уж, черт тебя подери. Останови это гребаное такси и не двигайся с места, пока я не приеду. Твою мать!

Он широко шагнул, стараясь не наступить в грязную лужу на трамвайных путях, но все равно зачерпнул ботинком воды. Недовольство самоуправством Кафы нарастало все сильнее.

Фигура у стеклянной двери шагнула ему навстречу. Кафа дрожала от холода, спрятав руки в карманы короткой джинсовой куртки. Ее вид заставил его взять себя в руки: ведь девчонка все-таки позвонила. Надо ее пощадить. Он хлопнул дверью такси и вытряс воду из ботинка.

Вход в здание хостела находился на углу четырехэтажного кирпичного дома, на перекрестке улиц Принсенсгате и Шипперсгате в самой темной части центра Осло. Над входом висела камера видеонаблюдения. С Карл-Юханс-гате[33] слышались крики пьяной молодежи. В остальном было тихо, как обычно в центре Осло. Трамваи уже отправили на ночевку в парк.