возле стола и стала покачивать ногой. Она положила ногу на ногу и стала покачивать одной ступней. Для проститутки она была очень нервной. Правда. Наверно потому, что она была чертовски молода. Примерно моих лет. Я сел в кресло рядом с ней и предложил ей закурить.

– Я не курю, – сказала она. Голосок у нее был хрипловато-плаксивый. Еле слышный. И я так и не услышал от нее спасибо. Что с нее взять. – Позвольте представиться. Меня зовут Джим Стил, – сказал я.

– Часы у тебя есть? – сказала она. Ей, разумеется, было начхать, как меня зовут. – Эй, сколько тебе, кстати?

– Мне? Двадцать два.

– Сказочник ты.

Забавно прозвучало. Как-то так по-детски. Казалось, раз она проститутка и все такое, могла бы сказать: «Трепло ты «или «Хорош заливать», а то: «Сказочник ты.»

– А сколько тебе? – спросил я ее.

– Достаточно, чтобы знать, что к чему, – сказала она. Такая остроумная. – Часы у тебя есть? – спросила она снова, а затем встала и стянула платье через голову.

Мне от этого определенно стало не по себе. То есть, она сделала это так внезапно и все такое. Знаю, считается, ты должен возбудиться, когда кто-то встает и стягивает платье через голову, но я не возбудился. Возбуждение было последним, что я чувствовал. Уж скорее, подавленность.

– Есть у тебя часы, а?

– Нет. Часов нет, – сказал я. Ух, как мне было не по себе. – Как тебя зовут? – спросил я ее. На ней была только эта розовая комбинашка. Было как-то неловко. Правда.

– Лапочка, – сказала она. – Давай уже, а?

– Тебе не хочется поговорить немного? – спросил я ее. Не по-взрослому как-то прозвучало, но мне было чертовски не по себе. – Ты прямо очень спешишь?

Она посмотрела на меня как на психа.

– О чем тут, блин, говорить? – сказала она.

– Я не знаю. Ни о чем особенном. Просто подумал, вдруг тебе захочется поболтать немного, – она снова уселась на стул возле стола. Но я видел, что она не в восторге. Она снова стала качать ногой – очень нервная девушка. – Может, хочешь сигарету? – сказал я. Забыл, что она не курит.

– Я не курю. Слушай, если ты собрался разговаривать, давай. А мне есть, чем заняться.

Но я никак не мог придумать, о чем с ней говорить. Захотелось спросить ее, как она стала проституткой и все такое, но я чего-то боялся. Она бы наверно все равно мне не ответила.

– Ты ведь не из Нью-Йорка, а? – сказал я, наконец. Ничего другого не придумал.

– Из Голливуда, – сказала она. Затем встала и подошла туда, где я положил ее платье на кровать. – Есть плечики? Не хочу, чтобы платье измялось. Оно совсем новое.

– Конечно, – сказал я тут же. Я был рад встать и чем-то заняться. Я сам отнес ее платье к шкафу и повесил. Смешно. Мне стало как-то тоскливо, когда я повесил его. Я представил, как она идет в магазин и покупает его, и никто в магазине не знает, что она проститутка и все такое. Продавец, продавший ей платье, наверно, подумал, что она обычная девушка. Мне стало чертовски тоскливо – сам не знаю, почему.

Я снова сел и попытался поддержать беседу. Мне приходилось стараться за двоих.

– Ты каждую ночь работаешь? – спросил я и тут же подумал, как ужасно это прозвучало.

– Ага.

Она ходила по всей комнате. Взяла со стола меню и стала читать.

– А что ты делаешь днем?

Она как бы пожала плечами. Она была довольно тощей.

– Сплю. Давай к делу, – она отложила меню и посмотрела на меня. – Давай уже. Я не могу всю…

– Слушай, – сказал я. – Я сейчас не совсем хорошо себя чувствую. У меня был трудный вечер. Богом клянусь. Я заплачу тебе и все такое, но ты не очень против, если мы не будем этим заниматься? Ты очень будешь против? – беда в том, что мне просто не хотелось. Мне было как-то тоскливо, если хотите знать. Она на меня нагоняла тоску. Ее зеленое платье в шкафу и все такое. И к тому же, сомневаюсь, что я смог бы заниматься этим с кем-то, кто просиживает дни напролет в дурацком кино. Правда, сомневаюсь.

Она подошла ко мне с таким забавным выражением лица, словно бы не верила.

– Что такое? – сказала она.

– Ничего, – ух, как я занервничал. – Дело в том, что я совсем недавно перенес операцию.

– Да ну? Где?

– На этом, как он называется – на клавикорде.

– Да ну? И где это, блин?

– Клавикорд? – сказал я. – Ну, вообще-то, он в позвоночном канале. То есть, почти в самом низу позвоночного канала.

– Да ну? – сказала она. – Это круто, – и уселась, блин, мне на колени. – Ты симпатичный.

Я так разнервничался, что врал напропалую.

– Я все еще восстанавливаюсь, – сказал я ей.

– Ты похож на парня в кино. Ну, знаешь. На этого. Ты же знаешь, о ком я. Как его нафиг звать?

– Я не знаю, – сказал я. Она, блин, все сидела у меня на коленях.

– Да точно знаешь. Он был в этой киношке с Мэлвином Даглазом. Который мелкий брат Мэлвина Даглаза. Он еще с евоной лодки падает. Знаешь, о ком я.

– Нет, не знаю. Я в кино крайне редко хожу.

Затем она принялась забавляться со мной. Вульгарно так.

– Ты могла бы без этого? – сказал я. – Я не в настроении, я же сказал. Недавно была операция, – она и не думала вставать у меня с коленей, зато окинула таким зверским взглядом. – Слушай, – сказала она. – Я уже спала, когда этот чокнутый Морис меня разбудил. Если ты думаешь, я…

– Я же сказал, что заплачу тебе и все такое. Правда. У меня полно капусты. Только я практически только восстанавливаюсь после очень сложной…

– Какого же черта ты сказал этому чокнутому Морису, что тебе нужна девушка? Если ты только что перенес операцию на этом чертовом как там его. А?

– Я думал, что буду чувствовать себя гораздо лучше. Я преждевременно ошибся в расчетах. Кроме шуток. Извините. Если вы только привстанете, я возьму бумажник. Серьезно.

Она разозлилась, как черт знает кто, но встала у меня с коленей, чтобы я, блин, пошел и достал бумажник с шифоньера. Я вынул пять долларов и протянул ей.

– Спасибо большое, – сказал я ей. – Спасибо на миллион.

– Это пятерка. За раз десятка.

Она начинала чудить, это было ясно. Я боялся чего-то подобного, правда.

– Морис сказал, пятерку, – сказал я ей. – Он сказал, до полудня пятнадцать, а за палку всего пять.

– За палку десять.

– Он сказал, пять. Извините, правда,