Не то чтобы она не понимала, что за человек на самом деле Карл. Но, столкнувшись с этим пониманием сейчас, она учуяла гниль и желчь. И принялась собирать холодный страх глубоко внутри, удерживать его там, спрессовывать, пока он не стал твердым и плотным, не сделался новой частью ее самой.

Луна описывала дугу, двигаясь к гряде, поэтому предгорья на всю глубину и обращенные к ним склоны гряды были освещены. Красиво, думала Беа. Горы были высокими, настоящими горами с гордыми и зубчатыми очертаниями хребта. По предположениям Беа, самая высокая точка гряды поднималась на милю над ними. С началом подъема выяснится, насколько многоярусны и высоки местные предгорья. За день Беа не заметила никакого перепада высот, при дневном освещении местность выглядела совершенно плоской. Но теперь она поняла, что придется, возможно, пройти долгие мили, прежде чем начнется заключительный крутой подъем к вершине. Взбираться на горы предстояло еще до гряды.

Больше она не слышала машин и не видела фар. Без них гряда стала исполинской. Сразу же начала восприниматься как дурное предзнаменование. Теперь, когда Беа понимала, насколько обширно все вокруг. Приблизились ли они вообще к Посту? У нее затряслись ноги. Она чувствовала себя вымотанной и сломленной. И задумалась, замерзнет ли насмерть, если уснет прямо здесь. В сердце вселился такой ужас, что она сомневалась, что ноги подчинятся ей и донесут до лагеря.

За спиной послышалось «пссс».

– Эй, божья коровка! – Это был Глен. Он подошел и накинул ей на плечи шкуру. Только тогда она поняла, как сильно продрогла. – Божья коровка, – тихо повторил он нараспев и покачал ее, обняв вместе с накинутой шкурой. – Кажется, божьи коровки не любят холод, – прошептал он ей на ухо.

Дрожь утихла, шкура согрела Беа. Она осознала, что стоит в объятиях Глена. У нее подогнулись колени, ходуном заходили под ней.

– Хочешь в постель?

Она кивнула, чувствуя, как в уголках глаз выступают слезы.

– Помочь тебе?

Она кивнула опять. Казалось, она получила прощение.

– Отнеси меня домой, – сказала она, и он подхватил ее на руки и понес к их постели.

* * *

Водитель посигналил, пока машина медленно катилась мимо. Ладонь в центр руля, один длинный гудок. И помахал средним пальцем другой руки. Колеса вертелись, взметая остатки редкого дождя, скопившиеся в выбоинах асфальта. Машина проехала, обжигая им ноздри отработанным газом. Дети закашлялись, как в Городе, когда засыпали, уткнувшись носом в подушку.

Община проснулась в лужах: иссохшая земля не привыкла впитывать влагу. Они уже не помнили, когда в прошлый раз попадали под дождь, и разозлились, что он застал их спящими, так что им не удалось ни набрать дождевой воды, ни помыться под ней. Да еще их постели промокли. И одежда прилипла к грязному телу.

По проезжей части они брели потому, что обочины развезло, как и плайю. «Машина, – перекликались они по цепочке, – машина, машина, машина». А потом шлепали по грязной обочине, пока дорога не освобождалась.

Тучи нависали в небе, как комья грязной ваты. Примерно через час после начала дневного перехода снова зарядил дождь.

Поблескивающая крыша, которую они разглядели издалека, оказалась не чем иным, как горсткой заброшенных строений – старым Постом, где ныне обитали только подозрительно настроенный виргинский филин и несколько семейств раздражительных ворон. В коррале не было лошадей – только рассеянные повсюду кучки засохшего навоза. В поилке не нашлось ничего, кроме усохшей дохлой древесной крысы на дне. К двери одного из строений была приколочена занозистая древплита с намалеванным краской сообщением: «Мы переехали дальше по дороге!» Стрелка указывала влево. Община дотащилась до водопроводного крана, но оттуда вырвался лишь ржавый выхлоп. Понурив плечи, они зашагали дальше.

За их спинами послышался гулкий рев, будто самолет нырнул так низко к земле, что растрепал им волосы. Вскинув головы, они увидели, что это грузовик на расстоянии все еще нескольких миль дальше по дороге. Приближаясь, он мигнул им фарами, и они освободили дорогу. «Грузовик!» – закричали они и отступили в сторону.

Грузовик сотрясался от натуги. Блеск его серебряной краски приглушили грязь и копоть, которые запеклись на нем и в ближайшее время отваливаться не собирались. Он притормозил и просигналил. Звук был дружелюбный, но дети, кроме Агнес, все равно попрятались за спины взрослых.

Несмотря на медленный ход, при торможении грузовик судорожно задергался, его зад слегка занесло, управление на короткое время было потеряно.

– Тпру, – сказал водила, останавливаясь рядом с ними. – К дождю этот монстр непривычный. – Он улыбнулся, сверкнув немыслимо белыми зубами. – А вы – те ребята, о которых я читал?

Карл выступил вперед, выпятив грудь.

– Они самые.

– Ах ты ж черт! Морин ни за что мне не поверит. – Он завозился с чем-то лежащим у него на коленях. – Дайте-ка я вас сниму. – Он поднял мерцающий прямоугольник.

– Мы предпочитаем, чтобы вы этого не делали, – заявил Карл, но водила уже стучал пальцами по экрану.

– Хорошо, вот так, встаньте кучнее.

И они машинально выполнили распоряжение. Фотоаппарат поблескивал, как оружие на поясах у Смотрителей, и с каждым прикосновением издавал громкий щебет, точно птица-робот. Сестра, Брат и Кедровая Шишка расплакались – поначалу тихонько и вскоре уже громко и безудержно.

Водила опустил прямоугольник.

– Слушайте, чего они ревут? – спросил он.

– Вы их напугали, – объяснила Дебра. – Они никогда не видели фотоаппарата.

– Ну вот. – Вид у мужчины стал искренне расстроенным. – Неловко вышло. – Его плечи поникли, он уставился на свои колени. Потом оживился: – Слушайте, я же могу загладить вину перед ними. Подвезти вас? – Он мотнул головой в сторону платформы грузовика с бортами из стальных прутьев, чтобы держались грузы. Но сейчас грузы на платформе отсутствовали. Она была длинной, пустой и мокрой. – От дождя это вас не спасет, зато мокнуть придется не так долго. Пожалуйста, не плачьте только, малышня, – добавил он, но дети уже заливались слезами.

Община переглянулась и сблизила головы.

– А нам можно? – спросила Дебра, выразив сомнения всей Общины.

– Да какая разница, можно нам или нельзя? – отозвался Карл. – Вопрос в другом: хотим ли мы этого?

– Ну, а мне не все равно, потому что нарываться на неприятности я не хочу. – Дебра говорила шепотом, будто опасалась, что их подслушивает кто-то посторонний.

– Нарвемся так нарвемся, – заявил Карл.

– Но это нарушение выглядит серьезным, если вообще есть такое правило. Боюсь, как бы нас не вышибли.

– Не вышибут, – откликнулся Карл.

– Откуда ты знаешь? – спросил доктор Гарольд.

– Не вышибут. Этого нет в Инструкции.