За распахнутыми вратами остановилась легкая повозка.Владимир видел, как легко выпрыгнула легкая девчушка… нет, уже девушка, золотаякоса до пояса, платьице не по-женски открытое… нет, еще подросток, быстро инезависимо пробежала через двор прямо к кузнице старого коваля.

Владимир нахмурился:

– Кто это?

Претич ухмыльнулся во всю багровую рожу, показал два рядажелтых зубов, съеденных сверху, но крупных, как у коня.

– Понравилась? Но не тебе ягодка… Ей всего тринадцать иличетырнадцать весен. Но умна, как сто волхвов…

– Она красавица.

– Умна, – возразил Претич. – Красивых у нас прудпруди! Они все красивые, пока молодые… Да знаю, знаю, что старость начинаетсясо дня, когда все молодые девки начинают казаться красивыми. Но эта в самомделе настолько умна. В свои четырнадцать лет уже все хозяйство держит! ЭтоБрунька, единственная дочь ярла Гордона. Ну того, что как сыч сидит на своихземлях, у нас на пирах не бывает… У него трое или четверо сыновей, все какбыки здоровые, сильные, но их мозги к ней перебежали. Она и сейчас вон приехалапополнить запасы соли, одежки, хозяйственных мелочей. Коней подбирает, дажемечи сама купила!

– Ей доверяют выбирать мечи? – удивился Владимир.

– Деньги ж доверяют, – сказал Претич ласково. –Она умница. В четырнадцать лет, надо же!.. А ежели братья поедут набазар, даже сам ярл или его жена, то такое накупят, потом неделю лаются…

Владимир держал цепким взором двери кузницы:

– А чего к Людоте?.. Хотя понятно. Если девка такова,как говоришь, то и мечи старается заказывать у лучших. Свиненок маленький!Людоту улестить нелегко, он только для меня обещался…

Когда дверь отворилась, Владимир выждал, пока дочь ярлапроходила мимо, сказал негромко:

– Ну-ка, красавица, покажись своему князю…

Он нарочито выделил «своему», потому что иные знатные ревнивоберегли остатки независимости, их деды явились на эти земли вместе с Рюриком, скакой стати подчиняться его потомству, но девчушка то ли не заметила такойтонкости, то ли сделала вид, что не заметила, приблизилась, скромненько опускаяглазки, а Владимир рассмотрел, что в самом деле еще подросток, нераскрывшаясяпочка, что вот-вот развернется в цветок сказочной красоты, что-то уженаметилось, проступает, как солнце сквозь облачко.

– Здравствуй, Брунька, – сказал он медленно. –Брунгильда, как я понимаю?.. Вижу, врут те, кто говорит, что будешь красавицей.Ты будешь больше чем просто красавицей… Ведь улестить Людоту непросто, а тыулестила, по хитрой рожице вижу.

Она смело взглянула ему в глаза:

– Я мечтаю хоть на треть быть такой, ради которой нашкнязь… с чьим именем он просыпается и засыпает.

Он вздрогнул. С детского личика смотрели такие жедетски чистые, но странно понимающие глаза. В них были тоска и зависть,жажда красивой любви, чтобы сердце рвалось от счастья и боли.

– Девочка, – прошептал он сразу пересохшимигубами, – зачем… Живи просто, как все люди.

– Не хочу, – ответила она дерзко.

– Иначе… очень больно, – сказал он тяжело.

– Пусть, – ответила она.

Владимир молчал, и она, поклонившись, отступила и пошла всторону конюшни. Старый воевода недоумевающе смотрел вслед. Пожаловался:

– Чудно поговорили. Я ничо не понял. Шибко умные, да?..Да, девка уже сейчас сокровище… А что будет?

Владимир молчал, Претич ощутил в нем жадное нетерпение.Оглянулся, через двор торопливо хромал Острозуб, старшина оружейников, за нимвышагивали трое одетых в лучшие одежды подмастерьев.

На уровне груди Острозуб нес обеими руками меч. Со всехсторон двора появлялись челядины, пристраивались, как любопытные гуси, сзади.Из конюшен, сараев, даже из поварни вышли, жадно и восторженно смотрели на меч.

В жарком оранжевом солнце полудня лезвие блисталохолодным голубоватым огнем. Казалось, Острозуб бережно несет длинную сосульку,искорки прыгают внутри, прячутся, выпрыгивают снова острыми короткими молниями.Рукоять богато украшена самыми дорогими камешками, но Острозуб выбралпомельче, чтобы не мешали в бою, князь-де не усидит на троне, когда на кордонахполыхают пожары…

Владимир сбежал с крыльца не чуя ног. Чувствовал, чтонадлежит по-княжески принять меч степенно, даже принести по такому случаю вжертву пару-другую молодых рабов, но сердце едва не выпрыгивало, губы тряслись,он тянулся к мечу, как будто от него одного зависело его горькое счастье.

Острозуб упер в грудь князя предостерегающий взор, Владимиростановился, руки медленно опустились, но глаза жадно пожирали меч из небесногожелеза.

Теперь металл был слегка лиловый, словно тучи с градом, полезвию прыгали синеватые звездочки, гасли в глубине, словно тонули.

– Твой меч, княже, – сказал Острозуб громко, чтобы слышаливо дворе. Владимир видел, как из капища появилась огромная фигура в беломодеянии, медвежья харя понюхала воздух, и Белоян направился в ихсторону. – Этот меч, княже, всем мечам меч… Он бьет и по-росски, ипо-арабски.

– Как это?

Острозуб молча взял из руки Претича железную булаву,огляделся, помощники тут же услужливо подкатили колоду для рубки дров. Положил,примерился, затем резко взмахнул мечом. Глухо звякнуло.

– Это по-росски!

На колоде остались две половинки булавы. Рукоять, толщиной сдревко лопаты, распалась наискось так чисто, словно меч рассек мягкую глину.В колоде осталась глубокая зарубка.

Оружейник молча повернул меч лезвием кверху. Владимир соблегчением выдохнул. На тонком, как луч света, лезвии не осталось зазубрины,даже самой крохотной!

– А теперь по-арабски, – сказал Острозуб.

Огляделся нетерпеливо, но другой догадливый помощник ужебежал со всех ног с подушкой в руках. Владимир успел подумать, не шутка ли, чтоон, в прошлом спавший на голых камнях, теперь нежится на подушке из нежнейшеголебяжьего пуха, но Острозуб уже взбил ее, поставил стоймя, чуть примяв нижнийугол, коротко взмахнул мечом.

Вздох восторга был громче. Разрубленная подушка медленноразвалилась надвое, не теряя формы. Острозуб довольно скалил зубы. Выждав, онснял с внимательно наблюдавшей Бруньки платок из нежнейшей паволоки, подбросил.Паволока медленно опускалась, нехотя и плавно, словно раздумывая, не остатьсяли в воздухе.

Когда нежная ткань коснулась подставленного меча, платокраспался на две половинки, и обе продолжили неспешное путешествие кбревенчатому настилу.

Острозуб поклонился, опустился на одно колено, а меч подалобеими руками:

– Владей. Ты – наш князь.