В Киеве была целая улица кузнецов, как улицыоружейников, горшечников, пекарей, улицы с мясными лавками. Только один изкузнецов жил при княжьем тереме, во дворе ему поставили кузню, что не зналанехватки железа, угля или дюжих молотобойцев.

Заслышав стук копыт, на порог вышел сгорбленный старик.Белая как снег борода заправлена за кожаный передник, в плечах широк: любомубогатырю на зависть, толстые, как бревна, руки с ревматическими вздутымисуставами опускаются до колен. Не по-старчески острые глаза окинули всадниковцепким взором. Голос, хриплый и прокаленный в жарком горне, раздался как мерныеудары молота по наковальне:

– Доброго здравия, княже… Давненько не захаживал.

Владимир соскочил с коня, Белоян подал ему мешок.

– Людота, – воскликнул Владимир, – ты самый лучшийна свете коваль. Я не тревожил тебя, зачем мешать, но ты не зналнедостатка… Но сейчас я кое-что привез особое.

Он опустил мешок к ногам старого коваля торжественно исчастливо… Людота неспешно раздвинул горловину, вгляделся, слегка отшатнулся,потом движения его стали торопливее, он суетливо, как хорь, рылся в мешке,высвобождая глыбу, Владимир хотел было уже помочь, но старик вытащил глыбу снеожиданной прытью. В его руках она поблескивала синеватыми искрами.Людота перевел потрясенный взор на Владимира:

– Где ты отыскал такое чудо?

– Правда, неплохое железо? – спросил Владимир как можнонебрежнее, хотя готов был завизжать от счастья, кувыркнуться через голову, какдешевый скоморох.

– Железо? Это не железо…

– А что? – быстро спросил Владимир.

Людота в сомнении пожевал бесцветными губами. Ладони егобережно ощупывали глыбу, он все еще держал ее на весу.

– А может, и железо… Только не простое. Что ты хочешь,чтобы я с ним сделал?

Владимир взглянул ему прямо в глаза:

– Что может хотеть князь?

– Меч? – переспросил Людота.

– Конечно же, меч.

Жилы на руках старого коваля напрягались все сильнее, глыбатянула вниз, наконец он со вздохом опустил ее на мешковину.

– Меч…

– До вечера сделаешь? – спросил Владимир жадно. –Ладно, ты же любишь по ночам, дабы не подглядывали… Завтра утром получу?

Людота поклонился строго, с достоинством:

– Спасибо, княже, за честь. Но отковать тебе так сразу меч яне смогу…

Сердце Владимира сжалось в страхе.

– Случилось что? Людота, если ты не сумеешь, то уже большеникто на свете…

– Не знаю, – ответил Людота. – Я такогометалла еще не знавал на своей жизни. А жил я, признаться, немало. Да и немогу так сразу… Может, тебе сковать серп аль подкову?

Владимир вспыхнул:

– Меч!

– Тогда жди. Буду говорить с богами.

Он ушел, словно разговаривал с простолюдином, а нес великим князем. Владимир смотрел вслед с надеждой. Кузнецы живут иработают с огнем, они знают тайны, которые волхвам и не снились, иные кузнецысами могучие колдуны, недаром кузницы и поныне ставят поодаль, о нихрассказывают страшные случаи, а при виде кузнецов матери прячут детей.

Людота ради такого случая принес в жертву не ягненка, амолодого раба. Потом трое суток окуривал кузницу травами, постился, взывал кумершим родителям, развешивал по кузнице внутри и снаружи пучки колдовскихтрав.

На пятый день он выгнал из кузницы подручных, а князю велелстрого-настрого:

– Три дня!.. Три дня чтоб никто не входил.

– Клянусь, – пообещал Владимир торопливо.

– Что б ни случилось, княже. Меня нет для этого мира на тридня.

– Обещаю! Но сможешь ли сам?

– Не знаю, – отрубил Людота.

Он отступил, исхудавший и с ввалившимися глазами, буркнулчто-то под нос, захлопнул дверь с такой силой, что затряслась даже крыша.Владимир велел Претичу:

– Поставь дружинников через каждые два шага. Кто подойдет,да примет смерть!.. А ты, Чейман, прокричи всем на воротах, дабы предупрежденыбыли.

Чейман смотрел влюбленными глазами на грозного князя,сразившего в единоборстве воина-мага:

– Сделаю, княже! Что еще?

Владимир развел руками в злом бессилии:

– Если бы знал!..

Три дня из-под крыши валил густой черный дым. Видны былиотблески багрового огня, доносились мощные удары молота по металлу. Слышались иголоса, потрясенные дружинники отступили, ибо голоса были странные, а Людотавроде бы с ними спорил, доказывал, железо звякало громче, там гремело игрохотало, однажды даже прогремел мощный гром, прокатился низко над городом, аиз кузницы в ответ блеснула молния.

Удары становились то громче, то почти затихали, дружинникисменялись через каждые полдня. На третий день дым валил все так же, молот бухалпо наковальне. Владимир измучился, то порывался броситься к кузнице, то,устрашенный строгим наказом старого кузнеца, отступал, ходил вокруг, как пес надлинной веревке.

Пошел к закату третий день, настала ночь, а когда забрезжилрассвет четвертого дня, из щелей в крыше поднимался дым, но уже не черный, асизый, но молот по-прежнему бухал, хотя уже и медленно, с усилием.

Владимир не выдержал:

– Открывайте!

Претич сказал осторожно:

– Княже, он не велел…

– Трое суток миновало!

– Но вдруг просчитался чуть? Сутки туды, сутки сюды…

Владимир поколебался, отступил, но, когда солнце поднялосьнад городской стеной, взвыл:

– Не могу больше! Людота не таков, чтобы ошибиться. Бедучую!

Дверь пришлось выламывать, заперто на два засова. Изнутриповалил сизый дым. У наковальни стоял согнутый лохматый старик, Владимирне сразу узнал Людоту, молот поднимался с натугой, а когда обрушивался надлинную полосу металла, оттуда по всей кузнице разбрызгивались длинные странносиние искры. Владимир решился уже шагнуть вовнутрь, но Людота снова сунул темно-багровуюполосу в пылающий горн, подержал, а когда вытащил, все так же продолжал битьтяжелым молотом. Владимир похолодел: глаза старого кузнеца смотрели впространство. Дыхание Владимира перехватило, меч выглядел сказочным! Поголубому лезвию бегут живые искры… и с каждым ударом молота эти искры гаснут.

Он шагнул через дым и гарь, глаза сразу защипало, ухватилЛюдоту за плечо:

– Слава тебе, великий!.. Готов меч?

Людота, не слушая и не замечая князя, поднял молот снова,ударил, и Владимир со страхом и недоумением увидел, что лезвие вроде бы сталочуть хуже…