Это заявление вызвало оживление в «Реноксе», а на следующий день состоялась пресс-конференция для представителей научных и медицинских изданий. Коммерческий директор нажал кнопку, и заранее заготовленные письма отправились всем практикующим врачам страны, а брокер компании сообщил на Биржу ценных бумаг о появлении новой лицензии.

Реакция не заставила себя ждать. Акции «Ренокса» подскочили с 244 до 295 фунтов. Теперь двадцать тысяч простых акций, купленных два дня назад Центральным банком Турецкой Республики, стоили около 59 000 фунтов.

Незадолго до полудня следующего дня менеджер банка на Севен-Систерс-роуд получил по телефону указание продать акции и перевести деньги на соответствующий счет. Кроме того, новый клиент сообщил, что, к сожалению, покупка отеля в Анталье сорвалась, и он возвращается в Кению. Поэтому он попросил закрыть счет и сказал, что позже, в тот же день, приедет в банк лично.

За несколько минут до закрытия, в три часа дня, все тот же мужчина в шляпе, спортивном пиджаке и очках вошел в отделение банка на Севен-Систерс-роуд и забрал 58 962 фунта купюрами по двадцать фунтов, которые положил в коричневый холщовый мешок. Он приподнял брови, увидев, что за свои краткосрочные услуги банк взял 750 фунтов, но, как и предполагал менеджер, не стал возражать – лишь попросил, чтобы бумаги отправили на его адрес в Паддингтоне, и поблагодарил клерка за услуги.

На следующее утро, меньше чем через неделю после того, как Фирдаус Джабвала встречался с Уркхартом, Главный Кнут внес 50 000 фунтов в казну партии. Крупные суммы появлялись там и раньше, и казначей выразил удовлетворение появлением нового спонсора. Фрэнсис предложил, чтобы офис организовал приглашение спонсора и его жены на благотворительный прием на Даунинг-стрит, и попросил заранее предупредить его об этом, поскольку он хотел договориться с политическим секретарем премьер-министра, чтобы премьер уделил мистеру и миссис Джабвала десять минут наедине. Один из служащих аккуратно записал адрес спонсора и сказал, что немедленно отправит ему письмо с благодарностью, после чего запер деньги в сейф.

В этот день Уркхарт, единственный из всех членов правительства, ушел домой в совершенно расслабленном состоянии.

Газеты, выходящие в августе, представляли собой настоящий кошмар.

Политики и большая часть обозревателей отсутствовали, а журналисты второго уровня пытались заполнить образовавшийся вакуум и выдать историю, которая попала бы на первые полосы газет. Поэтому они старались отслеживать любые слухи. То, что во вторник было второстепенными рассуждениями на пятой странице «Гардиан», нередко в пятницу становилось главной историей «Дейли мейл»[20]. Младшие сотрудники газет получали шанс оставить свой след и делали это за счет репутации Генри Коллинриджа. Малоизвестные заднескамеечники, слишком настроенные на карьеру, чтобы уехать в отпуск, вдруг становились значительными персонажами, «важными партийными фигурами»: они громко высказывали свое мнение по поводу ошибок правительства и твердили, что последнее должно выбрать кардинально новое направление движения. Поползли многочисленные слухи о том, что премьер-министр теряет доверие своих коллег, о недовольстве его курсом – и, так как рядом не нашлось никого из авторитетных политиков, готовых пресечь подобные разговоры, их молчание было принято за согласие. Слухи питались друг от друга и буйно цвели.

Разговоры, появившиеся в начале августа о старте «официального расследования» утечек информации из Кабинета министров, постепенно переросли в предсказания о неизбежности осенних перестановок. В Вестминстере все чаще стали говорить о неумении Генри Коллинриджа контролировать свой гнев, хотя он в это время наслаждался отдыхом в сотнях миль от Лондона, в своем поместье возле Канн.

Все чаще в газетах стало появляться имя брата премьер-министра – главным образом в скандальной хронике. Пресс-бюро Даунинг-стрит регулярно сообщало, что глава правительства выкупает долги «симпатяги старины Чарли» у кредиторов, в том числе у налогового управления. Конечно, на Даунинг-стрит воздерживались от комментариев – дело это было личным, – так что официальное «без комментариев» служило ответом на большую часть фантастических обвинений, появлявшихся в газетах, как правило, в самом неприглядном свете.

По мере того как август близился к концу, пресса еще прочнее связывала премьер-министра с его братом-банкротом – с минимальными намеками со стороны Уркхарта, выданными по телефону. Нет, Чарльз не говорил никаких глупостей, у него хватало здравого смысла держаться в стороне. Но анонимный телефонный звонок в скандальную воскресную газету помог выследить брата премьер-министра в дешевом отеле в пригороде Бордо. К нему отправили репортера, который вливал в него один бокал вина за другим, чтобы получить новые «чарлизмы», однако вместо этого старшего Коллинриджа вырвало прямо на журналиста и его блокнот, после чего он потерял сознание. Корреспондент тут же заплатил пятьдесят фунтов девушке в платье с глубоким вырезом, чтобы та наклонилась над отключившимся Чарльзом, и фотограф запечатлел для потомства и одиннадцати миллионов читателей эти мгновения нежности.

«Я разорен и уничтожен», – сказал Чарли» – с таким заголовком газета вышла на следующий день, в сотый раз сообщая читателям, что брат премьер-министра живет в нищете и не выдерживает стресса из-за недавнего развода и проблем, связанных с его знаменитым родственником. При таких обстоятельствах заявление Даунинг-стрит: «Абсолютно никаких комментариев» – выглядело особенно холодным и отстраненным.

В следующие выходные та же фотография появилась рядом со снимком премьер-министра, с комфортом отдыхавшего в Южной Франции. В глазах англичан он находился совсем рядом со своим несчастным братом, и сделанные ими выводы не вызывали сомнений. Генри не захотел немного отойти от своего бассейна, чтобы помочь близкому человеку. Тот факт, что та же газета неделю назад писала о том, как много Генри помогает Чарли с решением его финансовых проблем, был напрочь забыт – пока пресс-бюро Даунинг-стрит не обратилось с жалобой в редакцию газеты.

– Черт возьми, а чего еще вы ожидали? – последовал на это ответ. – Мы всегда освещаем проблему с двух сторон. Мы поддерживали премьер-министра со всеми его изъянами и недостатками всю предвыборную кампанию. Теперь пришло время восстановить баланс.

Да, газеты в августе были поистине ужасными.

Сентябрь оказался еще хуже. В самом его начале лидер оппозиции заявил, что он подает в отставку, чтобы уступить место «более сильной руке, которая будет высоко держать наше знамя». Он всегда страдал излишним многословием.

Как и большинство политических лидеров, его вытеснили более молодые политики, обладавшие огромными запасами энергии и честолюбия, которые делали свои ходы тихо и незаметно – а потом становилось уже слишком поздно. О своем намерении уйти в отставку лидер сообщил в эмоциональном интервью поздно вечером. На мгновение всем показалось, что он готов изменить свое решение под давлением честолюбивой жены, но затем он понял, что больше не может рассчитывать даже на один голос в своем теневом кабинете.