в виде возвращения нашего мира в нормальное состояние. Сошлись мы только в том, что городок наш маленький, наверняка еще что-то случится эдакое, и это будет сразу заметно, и вот на этот «огонь» и надо будет лететь. И если те, в чьи руки передала Аришу тетя Люся, поведутся и дадут ей мороженое или сладкие пирожки или еще что-то вкусненькое, то мало этим важным и специальным службам не покажется, и заодно и всему городу, потому что в эти службы явно идут люди с радикальными и безбрежными детскими мечтами, и, значит, наверняка мы это все увидим и узнаем. Решили выйти из дому в семь утра.

Уже когда стало светать, меня сморила усталость, и я отъехал в странный сон-реальность. Действительно, все переживалось очень реально! Мне привиделось, что я стою на краю антенного поля в «Сигнале». Как-то пасмурно очень, и впереди, среди антенн, густой туман, и какие-то искорки в нем сверкают… А передо мной стоят мама Ангелина и папа Павел и грустно-грустно прощаются со мной. Говорят, что им придется идти туда и уже ничего не поделаешь, а мне туда нельзя… И странно: мы даже не вспоминаем там о сестренке, о Саньке. И мне становится страшно тоскливо, и уже комок в горле давит, и слезы наворачиваются. А Павлины начинают отступать от меня, пятиться, машут мне руками на прощание. А я не хочу, не хочу им махать – знаю, что если их вот так отпущу, то они уж точно пропадут навсегда, канут туда, куда мне хода нет. Туман позади родителей начинает вращаться вихрем, но не вертикальным смерчем-столбом, а горизонтальным – так, что я вижу воронку, которая становится все темнее и темнее…

И вдруг откуда ни возьмись – около меня появляются две маленькие девчушки, два таких совершенно одинаковых клончика в белых медицинских халатиках, волосы черные-пречерные подстрижены каре… и обе в очочках с черными оправами. Они обе сильно напоминают мне Аришу… и еще кого-то… мучительно кого-то напоминают. И они начинают хором кричать мне, что я должен вернуть маму с папой, а для этого нужно сделать так, как умеют делать они.

«Как?! Как?!» – кричу я.

А они мне: «Нужен Большой взрыв. Тогда они вернутся. Все вернутся!»

«Но как?! Как?!»

Я чуть не врезал Славке, когда он растормошил меня и прошипел:

– Да тише ты! Что ты «раскакался»?

– Они же хотели показать! – простонал я.

– Кто? Что показать? Это же сон!

Так Славка вернул меня в нашу реальность, но я еще минут пятнадцать страдал тем, что друг мне не дал узнать, как решить разом все проблемы по необыкновенному наитию из какого-то иного мира-измерения.

– Судя по всему, пора. – Мой друг был, как всегда, конкретен в своих четких, неоспоримых доводах. – А то так крыша у нас совсем поедет. Уже светло… Может, все успеем сделать до школы. Перекусим хоть на дорожку?

– Не тянет! – отмахнулся я. – Вообще тошнит. Погнали сразу!

– Принято! У меня тоже никакого аппетита, – хладнокровно признался Славка. – Погнали!

Забыл сказать, что мы вообще легли, не раздеваясь. Так что погнали сразу. Тихонько, на цыпочках, чтобы не будить родителей – а то они наверняка начали бы благословлять в дорожку, желать удачи и заставлять хотя бы чаю выпить с бутербродом – мы вышли на крыльцо, и осеннее утро опахнуло нам лица недобрым сырым холодком. Правда, небо было не сумрачным, иначе хоть плачь: сквозь легкую белесую дымку предзнаменованием слабой надежды просвечивала голубизна.

Мы молча двинулись по пустынной улице, молча дошли до моста, молча и мост перешли. Говорить о чем-то – только душу травить, а цель нам была ясна по умолчанию – Городское управление внутренних дел.

Путь до кругового скверика, именовавшегося в народе «Тюремной прогулкой», составил всего минут пятнадцать. Да мы чуть не бежали!.. Но войдя в зону растительности, сбавили шаг, а потом и вовсе тормознули. В кольце деревьев и кустарников стоял довольно густой туман, а здание, которое смутно проступало в нем перед нашими взорами, вовсе не напоминало здание ГУВД. Оно как-то уменьшилось и вообще…

Мы с другом переглянулись. Молча сделали предположение, с которым уже и так жили с прошлого вечера, и смело двинулись вперед.

Метров через двадцать Славка остановился и… и заржал так, что уже не мог стоять прямо, а схватился за живот и согнулся. Мне было не смеха. У меня все эмоции еще накануне вечером напрочь отшибло. Да и хорошо – а то бы я, наверно, просто не пережил встречи с двойной мамой и маленьким папой.

– Черный, кончай! – прикрикнул я на друга.

– Все! Все! – распрямился Славка. – Это я заранее, чтобы там не заржать, а то выгонят на фиг. А то ничего не узнаем. Ты сам не сломайся, когда там их всех увидишь.

Мы стояли перед двухэтажным, совершенно деревянным, а вовсе не каменным с колоннами, строением. Вместо колонн по сторонам от входа стояли деревянные столбы, подпиравшие крышу и вместе с ней создававшие небольшую тенистую галерею. Слева у здания стояло еще два столба с длинной перекладиной между ними. И к той перекладине были привязаны… три оседланных коня! А над дверью того, что еще недавно было ГУВД, сияла табличка… с английской надписью. Тем самым шрифтом, что в стиле «вестерн». Я потом не поленился, посмотрел в каталоге шрифтов – это был то ли Outlaw («Вне закона»), то ли Texas Tango. И написано было тем шрифтом одно мощное, непререкаемое слово – SHERIFF.

В общем, можно было и немного поржать. Но как-то все равно не получалось у меня. Мы со Славкой оказались пророками: мало тут не показалось.

Славка еще разок гоготнул, шмыгнул носом и толкнул меня локтем:

– Ну, я готов. А ты?

– Без проблем, – кивнул я, весь холодный и бесчувственный, как киборг.

– Ну, пошли тогда. Надеюсь, сразу стрелять не станут, – предположил Славка.

Мы еще на несколько секунд остановились перед дверями – теми самыми, в планочках, дверями, которые в обе стороны можно ногой толкать, как в фильмах про ковбоев.

И вошли мы… в давний век Дикого Запада.

«Шериф», он же начальник ГУВД, которого мы видали у нас в школе – он приходил к нам раньше со всякими душе– и телоспасительными беседами, – немного полнеющий, с мясистым лицом полковник лет пятидесяти, сидел в грубовато сбитом кресле за длинным и еще более грубым деревянным столом. Большая звезда шерифа, как и полагается, сияла у него на груди, приколотая к черной кожаной жилетке. Под ней – клетчатая рубашка-ковбойка, другой и не ожидалось. Под столом мы увидели натурально байкерские коричневые сапоги со всякими клепками – видно,