разве нет? – откликнулась слаженным двухголосьем мама.

– Ну, мне же такой способности не дали! А тебе вот сразу все, здесь и сейчас. Это ж ты ей всю бадью с мороженым на стол поставила! – вслух и сердито отозвался папа и глянул на меня с нетерпением.

– Мам, заходи! Я не испугаюсь! – крикнул я… но, помнится, весь сжался.

Дверь открылась. И вошла наша мама в двойном числе… Самое удивительное, что они вошли не по очереди, а вместе – сразу обе оказались по эту сторону дверного проема.

– Вот что это? То ли дифракция, то ли вообще неизвестно что! – восхищенно проговорил папа.

– Слыхал, сын? Я теперь у папы какая-то дифракция. И как с такой ему теперь жить? – немножко нервно веселилась мама. – Такие вот теперь от него слышим комплименты. А ты что скажешь?

– Глаза разбегаются, – помнится, пролепетал я первое, что в голову взбрело, но это первое было и честным признанием.

Все движения мам-близнецов были абсолютно одинаковы, синхронны… Одета мама в двойном числе была так, будто в театр собралась. На ней была ее любимая бежевая шелковая юбка плиссе и более темная блуза. В ушах яркие кольца. Остроносые туфельки на шпильках в тон блузке… Только прическа была еще какая-то недоделанная.

Честно говоря, меня и вправду это зеркальное раздвоение мамы уже не напугало, тем более что она так веселилась в своем новом образе… однако немного повело, голова чуток закружилась, как будто мозг подсознательно силился выбрать, угадать, какая из них настоящая мама, а какая – копия.

– Какой-то тоже сомнительный комплимент! – хохотнула наша мама.

– Ты у нас теперь двойная звезда! – тотчас вывернулся из трудного астрофизического положения папа.

– Ладно тебе, двоеженец ты наш! – хохотнула мама, пока не приближаясь к нам. – Такое и французскому президенту не снилось!

Мы с папой грустно переглянулись.

– Нет, я в театр не собралась, – успокоила меня мама, а то мое воображение уже начало рисовать жуткие картины всеобщего обморока в партере и зрителей, падающих прямо вниз с балконов. – Просто весело и прикольно: все, что я пытаюсь надеть, сразу раздваивается… Да я сама не знаю, какая я настоящая! По-моему, мы обе. Так все странно видеть в четыре глаза, так все объемно выглядит. А можно и все, как в панораме, увидеть! Вот так!

И мамы стали синхронно разворачиваться в разные стороны… немного постояли спина к спине, только между ними оставался зазор примерно в полметра… потом обе повернулись к нам спиной.

– Только вот если лицом к лицу, то как-то не очень, – хором и даже стереофонически поделилась с нами мама… и повернулась лицом к лицу самой себе. – Как-то сразу горячо становится… и вот смотрите еще.

Две мамы осторожно потянули навстречу друг другу указательные пальцы. С расстояния примерно десять сантиметров между пальцами возникла дуга коронного разряда, при дальнейшем приближении возник ослепительный белый шар, а кисти нашей двойной мамы тоже засветились почти как у меня, когда я брал в руку ту проклятущую радиолампу.

– Хватит! – испуганно выпалил папа.

– Все-все, Паш, я и так уже обжигаюсь, – так же беззаботно констатировала мама чудеса, напичканные в нее таинственной малышкой-зайчишкой.

Она одновременно отдернула руки, шар с сильным хлопком пропал, и в воздухе сильно запахло озоном.

– Шаровая молния… – прошептал папа. – Обалдеть можно! Лин, ты так больше не экспериментируй, пожалуйста. А то, может, какая-то из тебя вся состоит из антивещества.

От этих папиных слов у меня ознобчик по спине пробежал.

– Тогда же рвануть уже должно было так, что мало не покажется! – продемонстрировал я с испугу дикие познания в физике.

И в тот же миг странная картина полыхнула в моей памяти… Две маленьких, совершенно одинаковых девчонки в белых халатиках несутся друг навстречу другу – и ба-бах! Сон, что ли, какой-то вспомнился? Жутковатый сон, но яркий такой, ярче многих воспоминаний о реальных событиях.

Мое веское опровержение папиной гипотезы его вовсе не смутило.

– Так, может, специальная защитная оболочка предусмотрена, – не менее веско заметил он. – Может, вакуумная… или вообще неизвестно из чего. Одного ангстрема, наверное, достаточно… Так что лучше не баловаться.

– Еще неизвестно, кто тут разбаловался, – по-женски резонно заметила мама. – Дай мне с сыном спокойно пообщаться, убери свои ангстремы.

– Да никто не мешает, – недовольно-смущенно пробубнил папа. – Могу место освободить. Только как ты сядешь-то? Какой стороной? Может, какой захочешь – та и есть настоящая?

Мама только рукой, то есть руками махнула:

– Ох, уж эти ученые! Им бы только опыты над людьми ставить. Сиди уж… В общем, Аль, я тебя только предупреждаю, чтобы ты не пытался между нами пройти… Мало ли что. Может, папа прав. Держись одной стороны. Честно говоря, мне самой как-то страшновато пока к тебе подходить… Привыкнуть надо. Вот хочу тебя успокоить и поцеловать, а как оно получится – боязно представить. Подойду к тебе одной стороной, потянусь чмокнуть, а что со второй стороной тогда будет? Она что, изогнется как-то? А вдруг обожгу тебя!

– Вот это разумная мысль, – по-ученому отметил папа. – Лучше и такие эксперименты пока не ставить.

– Легко тебе говорить, – с болью в голосах проговорил мамин хор. – Ты с нашим сыном сидишь себе… А мне что делать?

Зависла и тихо зазвенела тишина.

– Ну ладно. Обустроится как-нибудь все, утрясется, – изящно, по-дирижерски махнула мама руками.

Мама у нас веселая и долго грустить не любит.

– Одна польза есть: на кухне мне теперь куда легче будет управляться, – подвела она, наверное, самый важный итог происшедшему.

Папа никак не отреагировал на такую радужную перспективу, мама посмотрела на него в четыре глаза, нахмурила две пары бровей и сказала:

– Ну что, романтик науки… сам признаешься, о чем думаешь сейчас, или мне рассказать сыну?

– Да что уж там, – вздохнул папа и рассказал.

Рассказал о том, о чем и я сам без всякого дара телепатии мог бы уже догадаться, спроси меня кто из Павлинов. Папа собрался рано утром позвонить своим друзьям, «которым можно доверять и которые не подумают, что мы тут с ума посходили, и сами с ума не сойдут, когда все увидят», – друзьям из местных физиков и медиков. Чтобы они приехали к нам на дом со всякими приборами и химическими реактивами. Абсолютно необходимо успеть провести ряд научных исследований, включая забор крови и тканей тела, прежде чем в город нагрянут военные и оцепят его наглухо. А такая беда, если не удастся найти то милое и бессознательно всемогущее инопланетное создание, абсолютно неизбежна со всеми вытекающими последствиями.

После папиного доклада снова зависла в комнате звенящая тишь.

– Ты хочешь, чтобы мы проголосовали? – спросила мама, несмотря на