свою новую сокрушительную способность знать, что творится в головах ее мужчин.

Видно, папа еще колебался.

– Приятно осознавать, что я теперь обладаю правом двойного голоса в семье. – На этот раз в ироничном тоне мамы появились металлические оттенки. – А значит, и правом вето.

– Перед нами простой выбор, – вдруг с мощной решительностью объявил папа и столь же решительно поднялся с моей кровати. – Либо мы все силы бросаем только на то, чтобы скорее найти эту девчонку или высший разум, злонамеренно явившийся к нам в обличии, пародирующем все человечество, и умоляем его все вернуть обратно… – выдал он мощно, как по писаному, – и тем самым делаем подножку феноменальному скачку науки и технологий… и вообще революции знаний о мироздании… Либо…

Тут папа замолк и как-то весь в себе замкнулся.

– …либо мы все-таки попытаемся что-то урвать ради Нобелевской премии, так, да? – уже совсем нешуточным тоном закончила мама папину мысль, которая в тот момент, видно, еще боялась показать ушки из папиных извилин.

– Вроде того, – кивнул папа. – А может, мы и вправду не доросли до таких знаний.

– Вот что я скажу, Паша. – Удивительный мамин хор сам по себе воплощал право на окончательные решения. – Утро вечера мудренее… Я вот пока даже думать не хочу о том, что будет и как жить, если все останется вот так. Меня ж мои коллеги человеком перестанут считать, шарахаться начнут. Да и тебя, Паша, доцента-вундеркинда, таким в академики не примут, как ни старайся.

– Обижаешь, Лин, – очень по-детски насупился наш маленький папа. – Обижаете, Лины. При чем тут академик? Я только ради науки.

– …и десятка Нобелевских премий! – хихикнула мама, давя на папину больную мозоль, но несильно. – Все. Давайте попытаемся поспать немного. Может, заснем, проснемся, а все уже по-старому. Как там у поэта Жуковского в стихах про Светлану.

И мама прочитала нам отрывок из классики русской поэзии:

Лучший друг нам в жизни сей

Вера в провиденье.

Благ зиждителя закон:

Здесь несчастье – лживый сон;

Счастье – пробужденье.

– Да уж… Зиждитель тут был бы кстати, а то уже не знаешь, кому молиться, чтобы с этим джинном… этой джинночкой из бутылочки справиться, – повздыхал наш папа.

И тут вдруг душа до боли забилась у меня в груди, как цыпленок в яйце – вот-вот вылупится! Что меня сорвало с места?! Не иначе, как высший разум. Или просто – зов сердца…

– Ма! Я сам тебя поцелую! – выпалил я и кинулся к маме.

Я уже понимал, что все мамино веселье – это была просто такая борьба со страхом. Не только своим. Так мама Лина пыталась подавить и наши с папой страхи-ужасы.

И о – чудо! Как только я раскинул руки, мне в лицо дохнуло ярким жаром и… Две мамы соединились в одну! Я просто прижался к ней, забыв поцеловать… Ну, честно: я вообще в то время как-то стеснялся маму целовать, в отличие от моей сестры, вот до того ее и делегировал всегда на эти няшки.

Мама как будто не заметила чудесного превращения и просто обняла меня – и сама поцеловала. А папа – так он ахнул и сел, то есть практически рухнул на мою кровать. Но тут же вскочил с криком:

– А ну-ка, сын, меня попробуй обними!

Мама отпустила меня, и я, едва держась на ногах, шагнул к папе. В голове звенело, перед глазами туман клубился… Я обнял маленького пацана… и как будто обжегся об него. И сам услышал его возглас: «Ой, жарко!» И меня тут же подбросило вверх, а руки вширь развело, будто пацан надулся, как шарик. И я догадался, что вишу у нормального, большого папы на шее. Но ничуть не удивился. Хотя успел обрадоваться.

– Да ты – супермен, сын! – дохнул мне в ухо большой папа… и тоже поцеловал меня куда попало – попало в висок. – Супербой! А ну-ка, отпусти теперь. Проверим!

Дух натуралиста-естествоиспытателя из папы не вышибить никакими чудесами!

Я отпустил папу, сделал шаг назад… Папа на пару мгновений окутался туманом – и снова стал маленьким!

– Ой! – простонал он и еще раз простонал. – Ой! Как мышцы-то ломит! Будто избили всего.

И он снова сел на мою кровать.

– Вот что сыновняя любовь делает! – услышал я позади мамин голос… нет, опять двухголосье.

Мурашки пробежали у меня по спине. Я повернулся и увидел, что мама снова раздвоилась.

– Так. У нас проблема решена! – Папа стал валять оптимиста. – Ну, наполовину точно решена. Аль берет нас обоих за руки, и мы идем… сначала на мою работу. Там все объясняем, показываем фокус… А потом – к тебе на работу. Мама пришла с сыном. Любо-дорого посмотреть… По крайней мере, людей можно подготовить к аномалии. Обмороки предотвратить. А там, глядишь, удастся все скрыть хоть на время, пока не разберемся с этой пришелочкой… Может, город не закроют. А нас в секретные военные институты не увезут.

– Ох и размечтался! – простонала мама.

И в этом ее «размечтался» послышалась страшная правда о том, что с нами произошло.

На арене цирка – шериф, кони, пантера и летающая сотрудница ювенальной юстиции

Почти до рассвета следующего дня мы со Славкой не то чтобы глаз не сомкнули – мы даже принять горизонтальное положение не могли. Головы кипели!

Я рассказал другу о том, как объединил мам и вырастил папу… Увы, временно, ведь нужно бедных родителей держать за руки, чтобы все стало по-старому, по-человечески!

Славка сказал, что Супермен вообще отдыхает – он так менять состояния живых тел не мог… потому что, наверное, толком не любил никого, этот типа мутант с холодной безжизненной планеты. Славка сильно жалел, что не увидел превращений. Я сказал ему, что он никуда не денется – еще увидит и, может быть, не по одному разу, если наши мытарства затянутся. К тому мы же мы с сестренкой не вводили наших друзей в курс того, что в нас течет капелька крови от юных близнецов-пришельцев, которых мы недавно спасали. Правду говоря, я сам об этом, как и Санька, очень смутно помнил… Только вот наш метагалактический деда Гера почему-то все помнил лучше нас. Походу, мы с Санькой уже начали потихоньку подозревать, что и он – какой-то засланец-резидент у нас тут на Земле, прикомандированный к аномальной зоне якобы заброшенного секретного городка «Сигнал-А».

Мы с другом успели за ночь разработать и отмести десяток стратегий и тактик поиска и уговоров зайчишки-Аришки. Но все эти проектируемые уговоры, подкрепленные проектируемыми сладостями, все равно казались нам отстойными, не способными дать результат