Из комнаты донеслись рыдания матери и голоса хлопочущихвокруг нее женщин, и Люба вдруг почувствовала себя страшно одинокой. Схвативлегкий плащик и кошелек с деньгами, она сунула в карман сетку-авоську ивыскочила из дома. Надо и вправду мяса поискать, раз мама так хочет. Наверное,так полагается, чтобы были кулебяки с мясом, она сама точно не знает.

В магазинах было пусто, только-только миновали праздники,сначала 1 Мая, через неделю – День Победы, и с прилавков смели все продукты,какие имелись. Залитые солнцем улицы были сладостно-прохладны и свежи от едвауловимого запаха первых, клейких еще светло-зеленых листочков. В такую погодунадо с любимым человеком гулять, наслаждаясь счастьем, беззаботностью исвободой, а не бегать в поисках продуктов для поминок по младшей сестре.

О мальчиках, которых родила Надя, Люба совсем не думала. Нучто о них думать? Кому они нужны, эти близнецы? Отца у них нет, матери тоженет, совершенно очевидно, что их надо отдавать в Дом малютки, именно для этого такиеДома и существуют, чтобы в них попадали те детки, у которых нет родителей. Иимена им там пусть сами придумают.

В тот момент, в день накануне похорон сестры, ЛюбовьФилановская думала именно так. И ей даже в голову не приходило, что может бытькак-то иначе.

* * *

Однако она ошибалась. Через два дня после похорон НадиТамара Леонидовна заявила:

– Завтра мы забираем мальчиков из роддома.

– Куда забираем? – не поняла Люба.

– Как это куда? Сюда. Домой. А куда, по-твоему, их ещеможно забрать?

– Но я думала, мы их оставляем… – растерялась Люба.

– Ты с ума сошла! Это же твои племянники, это наши спапой внуки! Да как у тебя язык повернулся такое сказать? Оставляем!

Люба набрала в грудь побольше воздуха, медленно выдохнула,обняла мать, усадила ее на стул.

– Мам, давай поговорим серьезно и спокойно. Насколько язнаю, ты никогда не рвалась стать бабушкой. Тебе эти дети не нужны. Ну что тыбудешь с ними делать? У тебя постоянные съемки, бесконечные спектакли,экспедиции, гастроли, ты же не сможешь их растить. Правда?

– Их будешь растить ты, – твердо произнесла ТамараЛеонидовна, глядя прямо в глаза старшей дочери.

– Но, мама… грех так говорить, но мне они тоже ненужны. Как я смогу их растить и воспитывать? Декретный отпуск мне не положен, яим не мать. И потом, я работаю, я взрослая женщина, у меня своя жизнь, а тыхочешь эту жизнь разрушить и привязать меня к двоим малышам?

– Ты их усыновишь, и тебе официально дадут отпуск дотого времени, пока мы не отдадим мальчиков в ясли. Я уже все продумала. Вотсмотри…

– Мама! – взорвалась Люба. – Ты за меня ужевсе решила, да? Ты хочешь повесить на меня двоих чужих детей и вырастить ихмоими руками? А что будет с моей жизнью, ты подумала? Я не хочу этих мальчиков,я не собираюсь их усыновлять, это не мои дети! Усыновляй их сама, если хочешь,и сиди с ними дома, пожертвуй своей артистической карьерой, откажись от съемоки спектаклей и расти себе собственных внуков. А меня уволь.

– Люба! – Тамара Леонидовна тоже повысила голос,но внезапно сменила тон и заговорила мягко и негромко: – Любочка, девочка моя,ты должна правильно понимать, что происходит. Все вокруг знали, что Наденькабеременна. И всем известно, что ее больше нет. Возникает вопрос: а что сдетьми? Где они? Как они? И что я должна отвечать? Тебе в твоей школе этотвопрос никто не задаст, там никто никогда не видел Надю и не знал ее, но уменя-то в театре ее все знают, и в последнее время она часто приходила ко мне,все видели, что она ждет ребенка. И мне эти вопросы обязательно зададут. Как тыдумаешь, я могу, я имею право сказать, что мы отдали детей в приют? Я, народнаяартистка СССР, лауреат Государственной премии, член партии с 1942 года, членпарткома театра, член бюро райкома партии, – и отказалась от родныхвнуков. А твой отец, если ты не забыла, – член бюро горкома. Ты хотьпонимаешь, как это скажется на папиной карьере? А на моей? Я уже объясняла тебевсе это, когда рассказывала о Юрцевиче, не будь он к ночи помянут, и мнеказалось, что ты меня отлично поняла. Ты не меньше меня заинтересована в том,чтобы наша с папой карьера не пострадала, потому что все это, – она обвелашироким жестом дорого и со вкусом обставленную комнату, которая должна была вданном случае олицетворять как достаток, так и возможности, ценившиеся в тевремена даже несколько выше достатка, – все это прилагается к нашему спапой положению и к нашим заслугам. И мы не имеем права этим рисковать. Я уж неговорю о том, что как творческие люди мы просто умрем, потому что папе не дадутруководить театром и вообще не позволят работать в Москве, а меня перестанутснимать и ставить на главные роли. Ты хочешь, чтобы наша карьера так бесславнозакончилась?

– Ты все время говоришь о себе и папе, – сраздражением ответила Люба. – Ваша жизнь, ваша карьера, ваше положение!Все ваше. А обо мне кто-нибудь из вас подумал? Что будет с моей жизнью, если ябуду тащить на себе двух чужих детей? Кому я буду нужна с таким приданым? Я жезамуж никогда не выйду, хоть это-то ты понимаешь? У меня даже не будет времениходить на свидания! Я в театр не смогу сходить! Я собираюсь в этом годупоступать в аспирантуру, я собираюсь писать диссертацию, защищаться, потому чтоне намерена весь век куковать в средней школе. И как я буду работать наддиссертацией, имея на руках двоих грудных детей? У меня ни до одной книги рукине дойдут! У меня мозги атрофируются! Во что я превращусь?

– Да как ты можешь называть мальчиков чужими? –возмутилась мать. – Это же твои родные племянники!

– И твои родные внуки! Вот сама ими и занимайся.

– Любочка, деточка, – голос матери снова сталмягким и обволакивающим, – я все понимаю, родная моя. Но у нас нет другоговыхода. В конце концов, если ты хочешь понравиться достойному мужчине, тыдолжна быть хорошо одета и иметь квартирные перспективы. Пока папа в бюрогоркома, он всегда сможет при первой же необходимости выбить тебе отдельнуюквартирку, чтобы у тебя с мужем не было жилищных проблем. Сейчас у нас многовозможностей, и мы должны всей семьей, все вместе постараться это сохранить.Поэтому мы не можем отдавать детей в приют. Тебе придется взять их на себя.

Люба всегда была послушной дочерью, и если сегодняпопыталась оказать сопротивление, то только потому, что была выбита из колеивнезапной смертью сестры и плохо владела собой. В любое другое время онапокорно и с первого же слова приняла бы решение родителей. Однако ресурссопротивляемости оказался небольшим, и она очень быстро сдалась. Нет, она непризнала правоту матери, не согласилась с ее доводами, просто она не посмелаослушаться и настоять на своем. Но одно условие все-таки выдвинула:

– Я не буду их усыновлять. Я оформлю опекунство.

– Но почему? – не поняла Тамара Леонидовна.

– Потому что я не собираюсь становитьсяматерью-одиночкой с двумя детьми. Мне замуж надо выходить. Ты же не хочешь,чтобы я положила собственную жизнь на алтарь Надиных детей? Мальчики останутсямоими племянниками. Пусть и они сами, и все знают, что их мать умерла и чторожала их не я. Что касается их отца, то это был любовник Нади, а не мой, и мнене придется отвечать на миллион дурацких вопросов. Я не несу ответственности зато, что моя сестра была неразборчива и неосмотрительна в своей личной жизни.