Однако большинство философов отстаивали другую точку зрения. Они считали простые наслаждения низкими, вырожденческими, животными. А вот что составляет хорошую жизнь — это прежде всего так называемые высшие радости. Стремление к высшим радостям они назвали эвдемонизмом.

Слово было создано, как оболочка, и сразу же началась битва вокруг его наполнения. Многие философы пришли к заключению: слово надо наполнить добродетелями. Только славная, почетная жизнь может считаться хорошей жизнью. То есть больницы в Африке — вместо футбола по телевизору. При такой точке зрения некоторые добродетели удостоились ранга самых выдающихся и приносящих особенно много счастья. Платон и Аристотель, например, полагали, что человек должен быть как можно более мужественным, справедливым, умеренным и мудрым. Таким образом, были созданы еще четыре словесные оболочки, которые через несколько веков с благодарностью переняла католическая церковь и — в версии 2.0 — определила как высшие добродетели: вера, мужество, справедливость, мудрость. Неуклонно следуя этой логике, приходишь к абсурдному заключению — такому, например: «Нацистский военный преступник, который греется в солнечных лучах на пляже в Аргентине, на самом деле несчастлив, в то время как набожный миссионер, которого сейчас рвут на части и пожирают каннибалы, очень счастлив». Это лаконичное замечание принадлежит гарвардскому психологу Дэну Гилберту.

То есть какая-то неразбериха. Психолог Пол Долан из Лондонской школы экономики попытался распутать этот клубок. Подобно тому как у любого звука есть две характеристики — высота тона и громкость, так и каждому проживаемому моменту присущи два компонента: удовольствие (или гедонистический компонент) и смысл (смысловой компонент). Гедонистический компонент — непосредственные наслаждения. Под смысловым компонентом подразумевается наше ощущение наполненности смыслом данного мгновения или его бессмысленности. Например: поедание шоколада для большинства людей имеет высокую гедонистическую оценку, но низкий смысловой компонент. А вот помощь старой даме при переходе через улицу — наоборот: не великое удовольствие, но имеет большой смысл.

Поскольку Пол Долан не дает четкого определения «осмысленности», «наполненности смыслом» или «смыслового компонента», при таком подходе запросто можно разрушить древний (двух-с-половиной-тысячелетний) карточный домик, составленный из добродетелей.

Согласно девизу «Узнаю, когда вижу»[39], каждый человек схватывает на лету, насколько бессмыслен или наполнен смыслом проживаемый момент. Вот сейчас вы читаете этот отрывок. Гедонистический компонент, вероятно, слабее, чем от глотка «Шато Петрюс»[40], зато смысловой, я надеюсь, повыше. Вашему автору еще хуже. Да, признаюсь, написание этой главы не доставило мне большого удовольствия, я на ней зубы себе обломал, но все же попытку выразить эти мысли понятным образом на бумаге я воспринимаю как осмысленную в высшей степени. Наполненность смыслом и удовольствие — два краеугольных камня для счастья… «Мужественный и оригинальный взгляд на проблему» — так комментирует это Даниэль Канеман.

Каждый год в Голливуде выпускают от 400 до 500 фильмов — миллиардный бизнес. Не удивительно, что исследователи пытаются выяснить: зачем люди ходят в кино? Да, это важно: состряпать рецепт, по которому наверняка можно создать безусловно успешный блокбастер. Долгое время в Голливуде царила так называемая гедонистическая теория кино: обеспечь зрителям достаточное напряжение — не скучно, но и не слишком большой стресс, — чтобы увести, отвлечь их от банальной реальности. Дай им красивых актеров и занимательные истории с хеппи-эндом… Однако вновь и вновь появляются удивительные блокбастеры, успех которых основан на каком-то ином рецепте, и с гедонистической точки зрения это необъяснимо. Например, «Жизнь прекрасна», «Список Шиндлера» или «Игры разума». Лишь в последнее время киноведы подтвердили то, о чем сценаристы и режиссеры и без них всегда знали: наряду с чистым наслаждением в фильме должен присутствовать смысл. И печальный фильм, даже снятый при малом бюджете, может быть очень хорошим — если в нем много смысла.

Осмысленность дела играет определенную роль и на рынке труда. Особенно в юности люди, ищущие работу, хотят заниматься полезным делом и готовы даже пренебречь ради этого своим денежным довольствием. Отличный стимул для идеалистичных стартапов, но непригодный для больших концернов — последние вынуждены компенсировать дефицит смысла повышением гедонистического компонента (иначе говоря, деньгами). И, разумеется, с незапамятных времен с подобным сопоставлением хорошо знакомы художники: как быть — жить до смерти в мире чистого и прекрасного искусства или за хорошие деньги кидаться на шею к массовой публике.

Рекомендую вам взять направление на взвешенную смесь между большими смыслами и удовольствием. Избегайте крайностей. Почему? Потому что и полезность, и прелесть тем сильнее снижаются, чем больше мы увлекаемся экстримом. Шоколад, телевизор и секс — самое позднее после второго кило шоколада, двадцать четвертого часа в коме с выпученными в экран глазами или после пятого оргазма — больше ничего не дают. Точно так же мало счастья от того, что вы денно и нощно спасаете мир, запрещая себе любые наслаждения. Лучше действовать попеременно: то смысл и польза, то удовольствие. Спасли кусочек мира — можем позволить себе и пивка.

Если же и не будет того

В 1939 году, вскоре после того как Германия напала на Польшу, развязав таким образом Вторую мировую войну, Англия стала отправлять своих солдат через пролив Ла-Манш. Они должны были поддержать Францию в начинающейся борьбе с немцами. Годом позже, в мае 1940-го, 300 тысяч британских подразделений были размещены внутри и вокруг Дюнкерка, портового города в Северной Франции. В том же месяце немецкая армия захватила Нидерланды и Бельгию и вторглась во Францию. Через несколько дней британские солдаты оказались запертыми в котел. Безнадежное положение. Немцы их уничтожат — это лишь вопрос времени. Британский офицер телеграфировал в Лондон три слова: «But if not» («Если же и не будет того»[41]).

Вопрос: как бы вы интерпретировали эти слова?