Но это случилось. Он влюбился в ее улыбку, в ее естественную красоту, мягкое обаяние и позитивный взгляд на жизнь. Из-за нее он изменил программу с Джексонами, и она оказалась права. Тим хотел убедиться, что его сын не станет еще одной пешкой в большой игре Локеттов, а получит достойное внимание и заботу. Так и случилось.

Но теперь, когда контракт был подписан, Роман словно оцепенел. Он должен был праздновать — ему удалось подписать контракт с одним из лучших игроков студенческого футбола. Он доказал отцу, что стоит того, чтобы с ним считались. Победа, однако, казалась пустой. Шантель он потерял.

Она считала, что Романа больше волнуют бизнес, власть и деньги, чем их зарождающиеся отношения. Но это было справедливо для вчерашнего Романа. С тех пор как узнал, что станет отцом, он изменился.

Он понял, что нет ничего важнее счастья и благополучия его ребенка.

В дверь постучали.

— Войдите.

В кабинет вошел Джулиан.

— А, это ты.

Джулиан плюхнулся в кресло и уставился на брата.

— Что? — спросил Роман.

— Скажи мне, что ты не дурак. Скажи, что знаешь, что облажался, и собираешься бороться за мою подругу.

Роман стиснул зубы, услышав, как он назвал Шантель своей подругой.

Джулиан жестом остановил его:

— Даже не начинай. Это такой оборот речи. Я все ждал, когда ты наконец поднимешь свою задницу и что-нибудь сделаешь.

— Что я могу сделать? Она не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Она заблокировала меня.

— Съезди к ней домой. Убеди ее, что она совершила ошибку.

— Уже ездил, — сказал Роман, встав из-за стола и начиная вышагивать по комнате. — Два дня назад. Ее не было. Более того, она сменила замки. Я отправился к ней в офис, но ее коллега сказал, что она взяла отпуск.

— Похоже, она действительно на тебя разозлилась.

Роман покачал головой:

— Не разозлилась. Разочаровалась.

— Почему?

— Разве твоя подруга тебе не сказала? — Он полагал, что Шантель проболталась еще тогда, когда брала у него машину.

Джулиан молча смотрел на него.

— Неужели ты до сих пор ничего не понял? — наконец сказал он. — Разумеется, мы с ней друзья, но она не стала бы рассказывать мне то, что могло бы испортить наши с тобой отношения. Ты должен избавиться от этой глупой ревности.

— Это не ревность. Скорее какое-то собственническое чувство. Конечно, это безумие, но оно появилось у меня после нашей первой ночи. Что она моя женщина. Я понимал, что не имею на нее никакого права, но, когда я узнал о ребенке, я сделал все, что мог.

Джулиан кивнул:

— Согласен. Даже я был впечатлен. И не только я, но и Шантель тоже.

— Она сказала мне, что любит меня.

Глаза Джулиана расширились.

— Она это сказала? Так что же случилось? Должно быть, что-то серьезное, раз она прекратила с нами общение.

— С тобой тоже?

— Да. Я пытался. Звонил. Писал. Никакого ответа.

«К этому времени она может быть где угодно».

— Итак, я жду, — сказал Джулиан. — Что ты сделал?

— Я не встал на ее защиту, когда наш папаша разразился одной из своих печально известных тирад. Она все слышала.

— Господи! — Джулиан потер лоб. — Вот засада. Ты должен найти ее, Роман. Извиниться. Просить, умолять о прощении, потому что другой такой тебе не найти.

— Как я могу извиниться, если не знаю, где она?

Джулиан вздохнул:

— Надо подумать. Зная ее, я бы предположил, что она могла отправиться туда, где чувствовала бы себя любимой. Где чувствовала бы, что о ней заботятся. Она могла бы отправиться…

— Домой в Макдоноу, — закончил Роман. «Как я мог об этом не подумать?» Он же сам видел окружавшую ее там любовь. Конечно, ей сейчас хотелось любви, комфорта и безопасности, и все это ей могла дать ее семья.

— Спасибо, Джулиан. Я рад, что ты выслушал меня и не сделал поспешных выводов.

Джулиан рассмеялся.

— Как в тот раз, когда я двинул тебя кулаком в челюсть?

— Вроде того. — Говоря это, он начал пятиться к двери. — Но я обещаю все исправить и вернуть Шантель.

— Постарайся сдержать свое обещание, иначе…

— Знаю, знаю. — Сейчас он должен был сосредоточиться на том, что мог сделать только он. Но был ли у него шанс, что Шантель простит его? Роман не терял надежды, потому что на это он поставил все свое будущее.

— С тобой действительно все в порядке? — Джордж Уилсон с беспокойством смотрел на свою дочь.

— Да. — Шантель опустила голову, зарывшись лицом в гриву лошади, чтобы скрыть свою боль.

Словно чувствуя, что что-то не так, лошадь заржала.

Шантель смахнула слезу, досадуя на себя за эту слабость. Слезы все равно не могли ничего изменить. Потому что в жизни не бывает никаких если. Ты должна иметь дело с тем, что тебе выпало, и столкнуться с последствиями, какими бы они ни были.

Ей пришлось научиться этому, когда умерла ее мать. Научиться справляться с болью и двигаться дальше.

— Не пытайся одурачить меня, юная леди. — Отец обнял ее за плечи и притянул к себе. — Я вижу, когда ты расстроена.

— Не надо меня утешать. — Шантель попыталась отстраниться, но ей это не удалось. Наконец она сдалась, и ее шлюзы открылись.

— Правильно, Лютик. Надо выпустить это наружу.

Когда она успокоилась, одна сторона его рубашки оказалась мокрой. Джордж проводил ее к дому и усадил в плетеное кресло-качалку.

Шантель сидела на веранде, глядя на расстилающийся до самого горизонта пейзаж, когда отец принес ей из кухни чашку чаю.

— Твой любимый, — сказал он. — Ромашка с медом.

— Спасибо, пап.

— Я не помню, чтобы ты так плакала с того дня, когда умерла твоя мать. После этого ты замкнулась.

— Я не могла. — Когда он странно посмотрел на нее, она пояснила: — Плакать. Это ничего бы не изменило. Не вернуло бы ее. Я чувствовала себя предательницей. Так, словно я ее подвела. Я не понимала, насколько она была несчастна. Насколько вообще нужно быть несчастной, чтобы оставить детей, которые так нуждались в ней.

— Бедная моя девочка. Я не знал, что ты испытываешь чувство вины из-за ее самоубийства. Ты не должна так думать. Ты ни в чем не виновата.

Шантель покачала головой:

— Я должна была сделать больше для нее.

— Тебе было восемнадцать, ты поступила в колледж. Что ты могла сделать?

— Не знаю. Все, что угодно, лишь бы этого не случилось.