Вокруг плотным кольцом молча стояло около двух десятков мужчин-бедуинов, которые разглядывали ее с огромным интересом.

Один из похитителей бережно положил Лену на раскаленный песок и разрезал веревки, связывающие ей руки и ноги. Она тотчас попыталась вскочить на ноги, но онемевшие конечности ее больше не слушалась.

Второй похититель не спеша подошел к Лене и, что-то непрерывно говоря своим повеселевшим собратьям, схватил ее под мышки и поволок, словно тряпичную куклу.

Лена из-за всех сил попыталась дернуться и в то же мгновение по оживающему телу пробежала судорога чудовищной силы.

Лена громко закричала, ее лихорадочно трясло, но тащивший ее бедуин даже не остановился. Он приволок ее под небольшой матерчатый навес и наконец застыл, с явным удовольствием наблюдая за отчаянно кричавшей, катающейся по грязному песку, женщиной.

Судороги прекратились, пронизывающая боль исчезла, и Лена наконец смогла перевести дыхание. Она осторожно открыла глаза и со страхом огляделась вокруг. Рядом с ней стоял грязный мужчина неопределенного возраста, обмотанный застиранными серыми тряпками, в руках он держал моток веревки.

Лена громко заревела и попятилась. Бедуин, не сводя с нее своих похотливых глаз, медленно подошел и схватил за ногу. Через мгновение он крепко обмотал ногу веревкой.

Лена в ужасе закрыла глаза и напряглась всем телом, ожидая продолжения. Однако время шло, а к ней больше никто не прикасался.

Лена открыла глаза и увидела, что на этот раз она осталась совершенно одна.

Она встала и, прихрамывая, обошла свои новые владения настолько, насколько ей позволяла привязанная к столбу крепкая веревка. Это было пространство под темно-зеленым навесом, примерно два на два метра, состоящее из грязного песка и четырех столбов, поддерживающих тент.

Лена в отчаянии опустилась на песок и снова заплакала. Помощи ждать было неоткуда, никто из знакомых не знал, куда она отправилась тем злосчастным вечером.

Несколько часов к ней никто не подходил, и, совершенно измученная жаждой и ожиданием, Лена ненадолго задремала.

Когда она открыла глаза, рядом с ней уже стояла огромная грязная кружка с мутной водой, на поверхности которой плавало какое-то отвратительное насекомое.

Лена выловила склизкого жука и одним глотком выпила все ее содержимое. Буквально через десять минут она почувствовала спазмы в животе и непреодолимое желание облегчиться. Лена судорожно повертела головой в поисках туалета, но ничего подобного не увидела. Живот тем временем свело так, что Лена упала на колени и громко застонала.

Следующие несколько часов стали для нее настоящим кошмаром. С интервалом в несколько минут Лену мучила ужасная диарея и теперь практически половина места под навесом была залита ее остро пахнущими испражнениями, над которыми тучами кружили различные насекомые.

От обезвоживания у Лены была страшная слабость и больше не оставалось сил даже на то, чтобы постоянно снимать собственное белье.

Еще через час она потеряла сознание прямо посреди огромной вязкой лужи собственных экскрементов. А уже через несколько минут ее практически скрыла темная и шевелящаяся масса ползающих по ней насекомых.

Соня вцепилась руками в стакан с отломанной ручкой, куда ей плеснули хорошую порцию водки. За окном снова пошел дождь, а здесь, в кладбищенской сторожке, куда ее принес старик, было на редкость тепло и уютно.

– На, закуси. – Старик протянул ей кусок хлеба и посмотрел на нее с жалостью. – Ну, и дела у тебя творятся, дочка! А ты еще нас бандитами называла.

Соня залпом, не морщась, выпила водку и откусила хлеб. В голове до сих пор сильно гудело, но зато земля перестала кружиться под ногами.

– Ну и что теперь делать будем? Пустую могилу-то зачем переносить, а? Как ты считаешь?

Сосредоточенно поедая кусок белого хлеба, Соня молчала.

– Насколько я понял, – мужчина плеснул водки в свой стакан, – ты ничего не знала? Так?

Соня утвердительно кивнула.

– Давай, что ли, знакомиться, – внезапно предложил старик, протягивая ей свободную руку, – Кирилл Владимирович!

Услышав его имя, Соня непроизвольно вздрогнула, а мужчина, улыбнувшись, лишь пожал плечами:

– Так тезки мы с ним, получается!

– Меня зовут Соня! – Она неожиданно поперхнулась хлебной крошкой и сильно закашлялась.

Кирилл Владимирович не спеша встал и подошел к ней вплотную, немного пережидая, но видя, что Соня не может справиться с кашлем самостоятельно, осторожно постучал ей по спине рукой:

– Лучше?

Соня наконец отдышалась.

– Спасибо! Я вот что подумала, – хрипло произнесла она, доставая из кармана запечатанный плотный конверт. – Деньги мне вам вернуть надо?! – то ли утверждая, то ли спрашивая, выговорила Соня.

– Ну, вроде тебе их отдавать не за что. – Старик вернулся на свое место и внимательно посмотрел Соне в глаза. – А тебе деньги-то нужны?

– А кому они не нужны? – вопросом на вопрос грустно ответила она.

– Тоже верно. Знаешь что, дочка? Ты мне расскажи-ка все про эту загадочную историю с фальшивыми похоронами, а я пока подумаю, что нам с тобой делать дальше. – Кирилл Владимирович разлил по стаканам остатки из бутылки и приготовился слушать, но заметил, что Соня уже практически спит. Пережитый стресс, полный стакан водки и теплое помещение сделали свое дело – девушка засыпала, прямо сидя на твердом стуле.

– Поспи-ка чуток. – Кирилл Владимирович приподнял Соню за плечи и легонько подтолкнул в сторону небольшого топчана, заправленного темным пледом. – Ты пока отдохни здесь, а мне кой-куда съездить надо.

Соня испуганно вытаращила глаза и протестующее закачала головой, но старик не дал ей и рта раскрыть.

– Спи спокойно, тебя здесь никто не тронет! – и сразу же вышел из сторожки.

Соня без сил повалилась на топчан и мгновенно уснула.

Ей снова снился Кирилл и…

После заснеженных Альпийских гор Москва с ее пыльными улицами и раскаленным асфальтом в конце лета показалась Соне другой планетой. Они только что вернулись из свадебного путешествия и теперь ехали в «Икарусе» из Шереметьева-2 в центр города.

Соня покосилась на мрачное лицо Кирилла и тяжело вздохнула – все шло хуже некуда. После той безобразной сцены в самолете они с Денисовым слишком много молчали, а если и начинали общаться, то только в русле «обвинительно-оправдательных» отношений. Кирилл много пил в последнее время, и Соня с ужасом замечала, как ее любимый человек, захмелев, мгновенно превращается в невыдержанного хама и патологического ревнивца. Она попыталась с ним несколько раз поговорить и объясниться, но наталкивалась на стену глубокого отчуждения и не понимала, в чем виновата. Сейчас же они ехали к родному, по матери, брату Кирилла Игорю.