— Перье, клянись быстро на крови, что будешь вечно меня ненавидеть!

— Что? — опешила я.

— Подлая антропийская тварь, клянись, я сказал, что будешь вечно меня ненавидеть!

Ярость захлестнула меня.

— Клянусь! Клянусь, что буду вечно ненавидеть тебя, Илрэмиэль Кетро!

Наши руки вспыхнули золотистым светом, знаменуя, что клятва скреплена.

Кетро поднял планшет с пола и с силой захлопнул чехол.

— Кто ещё читал этот дневник при тебе?

— Что?

— Перье, хватит тупить. Дневник является артефактом, запускающим проклятие, из-за которого Марлен убила себя!

Меня как будто оглушили чем-то тяжёлым.

— Как ты это понял? — пролепетала я.

— Прочитал в твоей памяти. Ты читала дневник и твоё восприятие реальности менялось. Вот ты ощущаешь к Верлену лишь уважение, читаешь дневник и превращаешься во влюблённую дуру. Так кто ещё читал дневник?

— Эээ… я не знаю…

— Хорошо, — Кетро сел на мою кровать, положил локти на колени и потёр лоб. — Откуда он у тебя взялся?

— Сильван забыла как-то раз. Я думала, это её учебный планшет, хотела вернуть… но после того, как обнаружила дневник Марлен, почему-то забыла об этом.

— Сильван, значит… Боюсь, твоя подружка тоже может оказаться под проклятием, а значит, скоро предпримет попытку навредить и тебе и себе.

— Погоди… — от осознания всего произошедшего меня начало подтрясывать. Я обхватила плечи руками. — Ты хочешь сказать, что буквально несколько минут назад я чуть не лишила себя жизни, находясь под воздействием проклятия? И Марлен, Цецилия… может быть Сильван?

Кетро поднял на меня взгляд.

— Да. Марлен была первой, она превратилась в неадекватную влюблённую дурочку, не слушала, когда я её предупредил, что Верлен никогда не женится на этернийке, потом началась патологическая ревность к тебе, как к сопернице. Поэтому она напала на тебя тогда в столовой. В итоге лишила себя жизни. Цецилия Стокс также попыталась навредить тебе, итог известен. Всё это крутится вокруг Верлена.

— Но… зачем? Кому это нужно? Какова цель всего этого?

Кетро тяжело вздохнул.

— Это может выяснить только очень хороший специалист по проклятиям, мы ждём его возвращения.

— Прости.

— За что?

— Ну… за всё. За то, что обвинила тебя в том, что случилось с Марлен. Мне стыдно.

Он равнодушно пожал плечами.

— Ты была под воздействием проклятия.

Внезапно мои ноги ослабели, и я сползла по стенке прямо на пол. Кетро нахмурился.

— Что с тобой? Тебе плохо?

Хотела ответить, но едва открыла рот, как накатила истерика, и я зарыдала.

* * *

— Демон тебя разбери, как-то слишком быстро, — растерянно пробормотал этерн, а затем прикрикнул на меня, — Прекрати немедленно! — но я уже не могла остановиться.

Меня накрывало волна за волной, я испытывала то стыд за своё поведение под проклятием, то жалость ко всем пострадавшим в этой истории, то гнев на того, кто создал это ужасное проклятие, то… Меня всю трясло, и я не слышала ничего из того, что говорил этерн, а он продолжал и продолжал говорить. Внезапно меня потащили в ванную, засунули в душевую кабину и включили ледяную воду, направив струю прямо в лицо! Эмоции почти сразу схлынули, уступив место возмущению и холоду.

— Отпусти меня, — завизжала я, безуспешно отбиваясь от Кетро, который стоял вместе со мной в душе и крепко держал.

— Стоять! — заорали на меня. — У тебя откат, твоя психика может повредиться.

Я пыталась оттолкнуть его, но этерн всем своим весом придавил меня к стене душевой кабины, а струя ледяной воды теперь хлестала не в лицо, а прямо на макушку. Наконец, меня начало трясти от холода, сил на визги и возмущения больше не осталось.

— Илрэмиэль, пожалуйста, — тихо попросила я. — Мне холодно, я хочу выйти.

Воду мгновенно выключили, и сильные руки начали стягивать с меня одежду, но на возмущение эмоционального запаса уже не хватило. Я просто стояла, глядя в решительное лицо этерна и позволяла ему себя раздевать. Только в самом конце, когда он уже успел стащить с меня майку, обнажив грудь, и потянулся к трусикам, воскликнула:

— Я сама! — меня тут же обмотали сухим полотенцем, сверху нацепили халат, после чего Кетро начал раздеваться сам.

— Может выйдешь из ванной и прекратишь на меня глазеть? — раздался издевательский смешок. Только тогда я осознала, что стою и действительно наблюдаю за процессом оголения этерна, который успел уже снять футболку и джинсы, оставшись лишь в нижнем белье.

Молча пошла в комнату, упала на кровать и замоталась в одеяло, прикрыв глаза. Дрожь не хотела униматься, конечности заледенели, и я лежала в позе эмбриона, пытаясь согреться.

Кетро вышел из ванной, завёрнутый ниже пояса вторым полотенцем.

— Я вернусь, — сообщил он, активируя телепорт. Через пару минут вернулся уже полностью одетый в сухие джинсы и футболку. Сел на кровать, помог подняться и поднёс к моим губам бутылку с какой-то травяной настойкой.

Я отпила и закашлялась, выплюнув почти всё, что выпила, но мне не дали даже вздохнуть.

— Пей ещё! — потребовал он. Я откашлялась и начала пить из бутылки маленькими глотками. Не понимаю, как можно пить такую гадость — вкус спирта и каких-то трав.

— Дай-ка мне, — отнял бутылку, выхлебал почти половину содержимого и снова отдал мне.

Встал, скрестив руки, нахмурился.

— Надо, каким-то образом понять, кто и почему проклял Марлен передающимся проклятием страсти. И как-то снять его с Сильван.

— А с меня ты его снял? — я осознала, что ляпнула глупость, сразу же. — То есть… А ты не можешь заставить её поклясться на крови, так же как меня?

Кетро посмотрел на меня странным и долгим взглядом, в котором я прочитала очередное оскорбление моих умственных способностей. Наконец он ответил, отводя взгляд в сторону.

— Это должен сделать кто-то другой.

— Почему?

— Потому что, — он сделал паузу. — Тот, кто снимает проклятие, берёт ответственность за проклятого на себя.

— В каком смысле? — с подозрением спросила я, начиная ощущать смутную тревогу. В самом деле, почему я не подумала о том, что такое проклятие не может так просто сниматься любой клятвой на крови. Здесь должно быть что-то ещё…

— Тебе лучше не знать, а то опять начнёшь истерить в приступе самобичевания.

— Кетро! — я повысила голос. Осознание того, что я, видимо, должна Кетро гораздо больше, чем думала, а должна уже немало… — Скажи, в чём суть?