Она еще и прощения просила. Дуреха. Я не в вашем вкусе. Если бы она только догадывалась, что я уже который день только и думаю о ней. Удивительно, вокруг столько баб, красивых, фигуристых, любого возраста – помоложе, постарше, – а меня почему-то переклинило на этой вздорной девчонке.

Когда увидел, что она оказалась под колесами, чуть не поседел. Даже не думал, что я могу настолько испугаться за в общем-то чужого мне человека. Ну зато потом отыгрался… На ее ножках. Она вот даже не представляет, каких усилий мне стоило отказаться зайти к ней домой. Потому что я отчетливо видел: она не против, не против даже того, что я прижму ее к стенке в прихожей и прямо там…

Но это было бы неправильно. Она моя студентка. Никогда не было у меня такой проблемы. Конечно, встречались красавицы, на которых не грех запасть, некоторые даже себя предлагали, но я никогда не позволял себе ступить на этот путь. А вот Злюку хочу уже как-то до болезненного. Сам себе приказываю обходить ее стороной и сам же свои приказы нарушаю. Как мальчишка, ей богу. Провоцирую словами и жестами. Но как не позволить себе насладиться такой ее яркой реакцией на меня? Когда я просто глажу ее ладонь, а она возбуждается так, что этого не скрыть?

И все-таки надо взять себя в руки. Сегодняшнее утро показало, что я зашёл слишком далеко. Вернемся обратно, и между нами останутся только встречи три раза в неделю на занятиях. Вот и отлично.

А сейчас надо найти Маринку. Дочь сидит у реки, бросая камешки в воду. Присаживаюсь рядом. Некоторое время мы молчим, потом произношу:

– Прости. Я был не прав.

Она только кивает, поджимая губы.

– Нет, ты прав. Я была дурой. Хорошо, что ты тогда во всем разобрался…

Мы еще молчим, чувствую, словно она собирается с силами.

– Просто, кроме того, что все обошлось… Конечно, я по твоим меркам юная и глупая, но ведь и у меня есть чувства.

Мне становится стыдно. И правда, отношусь к дочери как к ребенку, ревностно защищая ее ото всех и вся и упуская при этом кое-что очень важное.

– Прости, – обнимаю ее, она укладывает голову мне на плечо. – Я знаю, что родитель из меня так себе. Но я честно стараюсь. Мне просто не хочется, чтобы тебе было больно.

– Ты хороший, пап. Я тебя люблю. Но хочу, чтобы ты не только оберегал, но и доверял мне.

Мы еще молчим. Я осторожно спрашиваю:

– Этот Глеб тебе нравится?

Она немного думает, потом говорит, не убирая щеки с моего плеча:

– Он прикольный, веселый, добрый.

– Но ты же понимаешь, что вы знакомы всего неделю? Этого мало для того, чтобы говорить об отношениях.

Марина отстраняется.

– Я никуда не спешу. Мы просто общаемся. Ну да, поцеловались… Но я не собираюсь…

Она замолкает, я снова обнимаю ее, притянув к себе. Ох, неразумное мое дитя. Как часто порой мы хотим и думаем одно, а выходит совсем другое. Я вот, например, был уверен, что смогу создать семью с ее матерью, а вышло… вышло, как вышло. И нет, я не жалею. Потому что если бы не вышло совсем, не было бы Марины.

Наконец она поднимает на меня глаза, я улыбаюсь.

– Ладно, – говорю в итоге, – я не возражаю против этого Глеба, только не гоните лошадей. И хотелось бы обойтись без подобных побегов.

Марина бросается мне на шею, крепко обнимает.

– Пап, ты лучший, – целует в щеку. Да уж, сомнительное высказывание, конечно. Ну да ладно, все равно приятно.

Мы вместе возвращаемся домой, где обнаруживаем остальных в напряженной обстановке. Правда, поняв, что гроза миновала, парни сразу приободряются. Мы вместе завтракаем, а потом отправляемся в лес. Скоро уже собираться в обратный путь, так хоть погуляем еще. Специально держусь отца, чтобы не оказаться рядом с Алевтиной даже ненароком. Бежать от нее подальше – самое верное решение, вот и буду им руководствоваться.

Когда четверка оказывается в стороне, отец вдруг спрашивает:

– И что у тебя с Алевтиной?

Я смотрю на него в изумлении.

– Ты с ума сошел? – задаю вопрос. Он усмехается.

– Брось, Рома, я вижу, как она себя ведет в твоем присутствии. Да и ты тоже… Не люблю нравоучений, но надеюсь, ты с ней не спишь.

Усмехаюсь, качая головой.

– Пока я еще в своем уме, – говорю в ответ. – И вообще, не выдумывай, пап. Между мной и Алевтиной ничего нет и быть не может.

Он задумчиво кивает.

– Ну хорошо, если так.

Ага, хорошо. Ничего хорошего.

Мы идем молча в сторону голосов и смеха, через мгновение я слышу вскрик, и сердце замирает. Сам не знаю, почему – но я уверен, что это Злюка. Вот ведь любительница попадать в неприятности!

Переглядываемся с отцом, и я быстро, почти бегом, двигаю в сторону крика.

Роман

И да, оказываюсь прав. Эта дуреха умудрилась свалиться в овраг. Когда я подхожу, она как раз выбирается наружу, грязная и мокрая. Зубы стучат, вода, конечно, холодная. Что за человек-недоразумение?

– И как так вышло? – качаю головой, Марина начинает причитать:

– Да мы сами не поняли. Она просто поскользнулась, раз, и уже в грязи.

– Снимай одежду, – говорю Злюке, она замирает, глядя на меня непонимающе. Я стягиваю свой свитер, оставаясь в футболке.

– Холодно же, Роман Андреевич, – смотрит почти испуганно.

– Давай, Алевтина, – отдаю свитер дочери, – переодевайся и быстро в сторону дома.

Отворачиваюсь вместе с парнями, через пару минут Марина говорит:

– Мы готовы.

Свитер Злюке, конечно, велик, но выглядит она в нем очень мило. Бросив взгляд, тут же отворачиваюсь.

– Идемте, – кидаю им.

Тут же слышу ойканье и шипение. Оборачиваюсь. Злюка смущенно говорит:

– Кажется, я ногу подвернула.

– Больно ходить? – тут же спрашивает один из близнецов, присаживаясь рядом с ней на корточки.

– Да.

– Где больно? – он аккуратно касается ее ноги. Вздыхаю. Нет, от этой девчонки одни неприятности.

Подойдя, подхватываю на руки, так что она снова ойкает, теперь от неожиданности, и начинаю идти в сторону дома. Алевтина робко обхватывает меня за шею, утыкаясь носом в ключицу.

– Спасибо вам, – шепчет едва слышно.

– Не за что, Завьялова. Знаете, с вашими способностями странно, что вы еще ходите.

– Простите.

Усмехаюсь.

– За что? Что все еще ходите и попадаете в неприятности?

– Нет, за то, что вам приходится с этими неприятностями разбираться.