— Вот скажи, оно мне надо вообще?! Да и тебе не надо… В первую очередь, тебе не надо! Чтобы вот такими глазами несчастными не смотрел! — папа щёлкнул пальцами, привлекая моё внимание. — Хватит, Дерек! На меня столько лет ругался, а сам сейчас?!

— Не надо меня поучать, — тут же оскалился я. — Вот именно, так долго был моим единственным примером…

— Поговори здесь ещё, — рыкнул отец, накинул куртку и вышел за дверь.

На улице зарычал мотор автомобиля, и папа отъехал от дома, направляясь в сторону жилища Тёрнеров.

А через минут сорок, конечно же, вернулся ни с чем. Злющий, взвинченный, и я попал под горячую руку.

— Сдалось мне это всё! Одна головная боль! Почему я вообще должен этим всем заморачиваться?! Забери, приюти, прыгай вокруг неё на задних лапках, чтобы потом вот такое к себе отношение?! А не слишком ли много на себя эта девчонка берёт?! — кричал отец. — Как потом Эммелин это всё объяснять я должен?!

— Пап…

— Не пап! Доступным языком же, на пальцах показали, нет! Всё через задницу! Ну что за наказание?! И ты, Дерек! В первую очередь, ты! Со своей миной кислой, сил уже нет это терпеть! — он стукнул кулаком по столу.

— Да ко мне-то ты что пристал?! — я тоже повысил голос.

— Хватит хернёй страдать, ясно? Хватит! — и папа ушёл к себе в комнату, громко шибанув дверью, из-за которой донеслось: — Это — чужая женщина! Точка!

Я же остался стоять посреди кухни, где уже окончательно остыл ужин, да и какой-то неприятный холодок начал заползать под одежду.

А действительно, какого хрена?!

Нет, я понимал её в какой-то степени, но вот осознавала ли сама О’Нилл, что творила?

Впервые за всё это время я был действительно зол на Сару, на её пропавшую мать, из-за которой нам всем теперь приходилось несладко, и в первую очередь, на самого себя за то, что вопреки здравому смыслу продолжал её любить.

Наверное, было бы лучше, если б О’Нилл в нашем доме не появлялась вообще…

Но, хотя бы ради того, чтобы не рвать так сильно сердце отцу из-за его доброй души, в которую так бессовестно Сара плевала, честно говоря, я готов был привязать её даже канатом и запереть на несколько замков, лишь бы никуда больше отсюда не смогла деться.

И всё же пришла пора прощаться. И дело было вовсе не в том, что это объяснил мне Майкл Тёрнер довольно доступным языком. И даже не в том, что я сам облажался.

А в том, что увидел полнейшее разочарование в карих глазах.

Разочарование, разрезающее миллиарды ниточек, связывающих нас с ней.

А ещё сожаление.

Сожаление, что я так тупо просрал всё сразу в этой жизни. Сожаление, что что-то важное потерял.

Потерял навсегда.

И этим важным была она. Сара О’Нилл.

Девушка, чьё имя, как я надеялся, однажды перестанет быть молитвой и проклятьем…

Девушка, которую я когда-нибудь обязательно смогу отпустить.