— Мой отец тоже закончил эту Академию, мама однажды выпорола меня за использование косметики, а еще на факультете жизни учат убивать.

— В каком это смысле? — мы с Артой посмотрели на жизневичку, а та пожала плечами с каким-то демонстративно легкомысленным видом.

— Да, честно говоря, не знаю толком, но отец часто так говорил, и когда узнал, что я там тоже буду учиться, вроде бы всерьёз расстроился.

— А что, вас не учат? — Арта тряхнула черной кривой волос.

— Да пока вообще непонятно, чему нас там учат! — недовольно скривилась до этой поры молчавшая Лесли. — Леди Сейкен была такая странная. А теперь, когда её перевели в столицу ("ах, вот это как называется!"), у нас новая глава, и, сказать по правде, тоже с причудами. Посмотрим.

Мэй не очень-то хотела говорить, но взгляд двадцати двух глаз трудно игнорировать.

— Я… люблю красную одежду, иногда хожу во сне и… и… умею гасить чужую магию. Стихийную.

— Это как?! — одиннадцать пар глаз существенно увеличились в процессе слушания, а их обладательницы забыли о том, что должны искать подвох.

— Не знаю, — тихо сказала моя загадочная соседка. — В смысле раньше, в детстве, я этим совсем плохо управляла, сейчас гораздо лучше, но сам механизм мне неизвестен. Точно могу сказать только про проявления стихийной магии, сложные заклятия, плетения нитей не распутаю, наверное. Я никому об этом не говорила.

— Покажи, — попросила я и выпустила пламя на ладони. Оно походило на перевёрнутую каплю, и теперь девчонки уставились на меня с некоторым уважением — ни у кого из них не было ведущей огненной стихии.

Мэй посмотрела на меня — и пламя словно всосалось обратно, с каким-то странным щекотным ощущением. Оно осталось внутри меня, не пропало окончательно, но снаружи его действительно не было, совсем! Мой огонь подчинился чужому приказу, как моему желанию. Не скажу, что это было самое приятное чувство.

Но девчонки пришли в восторг и принялись экспериментировать. Не ожидавшая такого внимания Мэй совсем смутилась, и когда заветный час-таки закончился, никто и не вспомнил, что я не сказала свою правду и ложь.

Впрочем, оно и к лучшему.

— Адептка Ласки, задержитесь после занятия.

Я бросила обреченный взгляд на Габриэля. Не хочу я тут оставаться, я устала! Сначала на тренировке тела меня почти превратили в отбивную — вот к Джеймсу никто так не приставал, если сам не нарывался, конечно. Потом были весьма утомительные "теоретические основы зомбирования и воскрешения", где за пару часов я исписала целую пачку бумаги, и у меня чуть не отвалилась рука. А вот теперь сэр Алахетин, временно исполняющий и прочее блаблабла обязанности сэра Джордаса неожиданно впихнул нам в расписание практику в специально предназначенном для подобных непотребств холодном домике в лесу. Мы увидели горку неподвижных, серых, небольших, но крайне хвостатых тушек на столе посередине тёмного пустого пространства без окон и одновременно сделали страшно замороченные физиономии.

Мыши. Даже, наверное, мышата, уж больно мелкие. Опять снятие краткосрочного стазиса? Демоны, надо вспомнить, как это делается… Самое интересное, что процентов на восемьдесят пять я была уверена, что без проблем сниму любой стазис, но вот объяснить теоретически, как именно и что нужно сделать, вряд ли смогу.

Внезапно Габ схватил меня за руку, и я инстинктивно сжала пальцы, вдруг вспомнив, как, ещё будучи Джеймсом, расстёгивала на нём рубашку, здесь, после одной из безумных отработок у сэра Джордаса. Братец не упустил бы возможность съехидничать, мол, была ты парнем, и такие страсти кипели, такие страсти, а теперь только целомудренные поцелуи и прогулки за ручку, как у пожилых супругов с сорокапятилетним стажем. "Да и тогда инициатором почти всегда была я", — мысленно поддержала я несуществующий диалог. Однако Габ, похоже, коснулся меня вовсе не из романтических соображений — просто привлекал внимание. Кивнул на стол с мышами и покачал головой, а я вдруг поняла, что он имел в виду. Неужели благодаря молчанию чужие мысли действительно становятся почти ощутимыми физически..?

Я присмотрелась к мышам — да, Габриэль прав. Они не в стазисе, характерных нитей магического плетения не наблюдается. Вокруг них вообще нет никаких цельных нитей, только разорванные, лохматые, потемневшие, тающие ошмётки… да они мёртвые, эти мелкие несчастные грызуны. Бесповоротно мёртвые!

Сэр Алахетин дождался, когда мы соберёмся у стола привычным полукругом, бросил на каждого цепкий внимательный взгляд. Откашлялся. С его звучным, завораживающе-бархатистым голосом даже кашель звучал несколько театрально. На лицах некоторых адептов тоже появилось понимание, но кто-то, например, светловолосый Бри, смотрел на невинно убиенных мышат в полном недоумении.

— Да, они мертвы, — озвучил буквально плещущиеся в глазах адептов сомнения проректор. — Более того, предварительно освобождены от лишних внутренностей… — понимание уступило место этакой слегка тошнотворной бледности, но молчание, разумеется, нарушено не было. — Сейчас каждый из вас возьмёт себе по одному из образцов, мы обработаем их специальным бальзамирующим составом, а затем попробуем поднять.

Бледность красиво растаяла возбуждённым румянцем, а брови поползли по лбам как слегка конвульсирующие гусеницы.

Поднять мёртвых животных..? Мы? Нам? Вот так, прямо сейчас?!

Сэр Джордас категорично утверждал, что первокурсники некромантскими штучками заниматься не будут! Ещё и всячески изгалялся на тему того, что в семнадцать лет трупы не должны интересовать нас, в отличие от восемнадцати…

Но сэра Джордаса нет, и планы по нашему обучению, очевидно, изменились, последнее время нас словно куда-то постоянно подгоняют. Или это и есть правильный, нормальный темп, который Первый голос Академии всячески растягивал, непонятно, почему..? Неизменной осталось только привычка преподавателя поддерживать разговор со студентами так, как будто они не немые ягнята, а вполне себе языкастные и болтливые нормальные люди.

— Смотрите внимательно и запоминайте. Первый этап. Мы обрабатываем тело объекта бальзамирующим составом. У каждого будет такая ёмкость, — из скромно стоящего под столом неприметного деревянного ящика сэр Мэтью извлекает небольшую баночку из тёмного стекла, отвинчивает крышку и запускает туда пальцы. Запах буквально раскатывается дугой над столом и нашими головами, назойливый, сладковатый, тошнотворный — примерно так пахнет вернувшееся обратно на солнечный свет полупереваренное содержимое желудка. Румянец снова уходит, а бледность гордо отвоёвывает свои позиции.

Размазанный по длинным и тонким пальцам проректора бальзам отчаянно напоминает слегка зеленоватые сопли. Судя по насмешливым глазам некоторых мальчишек, имеют место быть и другие ассоциации.

— Нет, — бодро говорит сэр Мэтью, подхватывая на вторую ладонь дохлого мыша, то есть, выпотрошенную тушку дохлого мыша, — перчатки мы не используем принципиально. Должен быть контакт с живой плотью, это улучшает воздействие бальзама. А если вам придётся проводить экстренное внезапное поднятие где-нибудь в дикой безлюдной местности? А вы без перчаток в обморок грохнетесь? Ой, и не надо мне говорить о том, что в дикой местности у вас не будет бальзама! На самом деле, снадобья не обязательны, вы можете воспроизвести их бесконтактно, создав определённые магические плетения, но это сложно, весьма и весьма, и сейчас неактуально. Вам нужно промазать поверхность тела так, чтобы пропитать кожу, а не просто намазать шерсть. Особенное внимание уделите шву на брюхе… Важно — подобный бальзам будет неэффективен, если тело уже окоченело, так что на будущее советую не медлить, для создания полноценного умертвия у вас будет от двух до пяти часов максимум.