Я прошла по узкому коридору, включая светильники, тут же принявшиеся разгонять тьму. Мы оказались в боковой пристройке к медицинскому корпусу, все двери здесь были обиты металлом, окна под потолком и в решетках. Они здесь что, буйных держали?

— Рай, я не влезу не в свое дело, если спрошу, почему твоя мама носит фамилию громадины-командора?

— Влезешь, конечно, но когда я тебе мог отказать, — он ключом открыл четыре двери. Три из них оказались небольшими палатами, каждая на одну кровать. А последнее помещение — гигиенической комнатой с неплохим душем. Здесь же на столе теснились упаковки с полевыми пищевыми наборами: упакованные сухпайки и бутыли с соком.

— Можно жить, — вынес вердикт Райден и открыл две бутылки сока. Отхлебнув из одной, вторую он протянул мне. Бархатный свет газового светильника придавал его резким чертам мягкость, даже какую хрупкость. Как игра воды на чаше каменного источника, когда прозрачные струи дарят суровому материалу необычное, таинственное очарование. — Ты спрашиваешь почему у мамы двойная фамилия? Это длинная история.

Мы сели рядом за стол, распаковали орехи, сыр и печенье. Я положила ноги ему на колени, Камачо поглаживал пальцами открывшуюся полоску кожи на голени. Он посмотрел куда-то поверх моей головы. Вспоминая прошлое. И начал рассказывать, то хмурясь, то иронично улыбаясь, неторопливо, словно пролистывал страницы семейного альбома. Три года назад миссис Люсиль Камачо открыла входную дверь, ожидая встретить мужа, вернувшегося после зачистки пробоя. Но на пороге стоял не ее Эктор. Офицер Пальмэ, «здоровяк Пал» прибыл с горестной вестью, перевернувшей жизнь всего счастливого семейства. Несгибаемый, суровый командор Камачо, храбрый Страж и заботливый муж, погиб при до конца невыясненных обстоятельствах, когда в маленьком провинциальном городке обычный пробой с мелкой неопасной живностью вдруг превратился в полноценный Прорыв.

В ранее счастливый дом пришло настоящее горе. Вдова была безутешна. Сын-наследник не находил себе места. И только помощь Сайруса Пальмэ, надежного и молчаливого, удержала всех на плаву. На его плече рыдала хрупкая красавица Люсиль, так рано оставшаяся одна. Он устраивал в доме Камачо посиделки Стражей, чтобы Райден узнал как можно больше о работе и авторитете отца. Рекомендовал учителей. Контролировал финансы. Через год Райден застал свою маму и Сайруса в весьма недвусмысленной ситуации. На годовщину смерти командора они справлялись с горем как могли, не ожидая излишне раннего и оттого внезапного возвращения юного наследника рода от друзей.

- Я многое что тогда высказал обоим, — ровно сказал Рай, его пальцы болезненно сжали мою коленку, но я промолчала. — Сказал этой парочке, что они запачкали имя моего отца, что начинаю сомневаться, не слишком ли по удачному стечению обстоятельств Пальмэ потерял своего соперника. Тем вечером мы подрались. Он хохотнул и дернул сорочку, надорвав ворот и даже не заметив этого.

— После этого мама заболела, она постоянно трет руки.

— Я видела. Ладонь о ладонь. Поэтому носит перчатки, чтобы не пораниться?

— И скрыть покраснения.

— Ты… Ты его ненавидишь?

— Не знаю, — Райден отвел глаза. — Он умеет успокаивать маму. И, когда я не смог инициироваться сам, принес нужный эликсир для закрытия контура.

— Что?! — я сдернула ноги и подскочила со стула. — Что?! У тебя…

— У меня такой же неполный контур, как и у тебя, Маккой. Был неполный. Пока я не встретил тебя. Все больше появляется детей у Стражей с неполноценным контуром. И не всем удается инициироваться даже под боевыми эликсирами. Пальмэ поил меня из собственных запасов, как Стража, он помог мне стать студентом академии…Райден тоже поднялся и сделал шаг ко мне. А я отступала, упрямо мотая головой.

— И ты столько молчал? Позволял мне считать себя неполноценной?

— Это была не моя тайна, Эля.

— Да пошел ты!

— Ты злишься…

Я толкнула его в плечо.

— Злишься, моя Маккой.

Мы ударились о край стола, и упаковки полетели на пол.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Время останавливается, а потом бежит вскачь. Упаковки катятся, стучат в такт ускорившимся ударам наших сердец. Еще секунду назад мы плыли в печальных воспоминаниях и нежном доверии, а теперь сжимаем одежду друг друга до треска и злимся. Я дрожу от непонятного предвкушения и одновременного протеста. Райден не рассказал о своем контуре, скрывал день за днем, наблюдая за моими метаниями и переживаниями. Знал о такой же проблеме и молчал…Я смотрю в темнеющие синие глаза и жду извинений, да хоть каплю, хоть искру, крошечную надежду, что он жалеет о своем поступке. Но вижу совсем другое — уверенность в своей правоте.

— Ты должен был мне сказать! — шиплю я и отворачиваюсь.

— Что, неприятно, когда ты обо мне не все знаешь? А ты? Ты сама? — он держит меня за талию и с силой прижимает к себе, пытаясь снова заглянуть в глаза. — Думаешь, мне приятно? Что ты от меня скрываешь, Стелла? Я же вижу, ты последнее время почти не смотришь в глаза. О чем ты думаешь?

Он шепчет, нависая, прижимаясь щекой к моему отворачивающемуся лицу. Нет! Я с силой бью кулаками по его плечам, безумно паникуя. Вдруг становится отчаянно страшно рассказать о темной силе, о способности видеть второй, черный контур. Как воспримет это Райден? Раньше он подозревал, что я не случайно подошла к нему на вечеринке, видел во мне охотницу за будущими Стражами, еще одной Ледкой. А теперь я еще и носитель темной энергии. Горячая ладонь ложится на шею сзади, держит, не давая отворачиваться.

— Говори!

От отчаяния я совершенно постыдно, беспомощно барахтаюсь. Ботинки скользят по гладкому полу.

— Мне нечего сказать!

Шлепок. Меня только что ударили по ягодицам, как маленькую. Заставляя задыхаться от негодования. Райден ловит начавший возмущенно открываться рот и целует. Со вкусом обиды, недоверия, печали. Ему больно, но я не хочу делать еще больнее.

— Стелла, скажи, пожалуйста, скажи мне.

Шепот ядом расползается по моим венам, заставляя почувствовать несуществующую вину, усомниться. Я отрицательно бормочу и чувствую, как его руки сжимаются кольцом, не давая дернуться, наказывая. Камачо ласкает грубо, зажигая касаниями кожу. Не хочу поддаваться, но отчаянно желаю, кусаю губы, чтобы не просить… не останавливаться…