руку из хватки девятилетнего сына. — Ты молодец. А теперь беги. Беги отсюда.

В тесном помещении скопился едкий черный дым. Все вокруг трещало и падало, разбрасывая снопы искр. Огонь подбирался ближе и ближе, пожирая остатки надежды.

— Я не брошу тебя, — заплакал Ахин, упав на колени перед матерью.

Но время вышло. Спасения не будет. Все закончится так же, как тогда.

— Беги, Ивгет! Ну же! Беги, дом скоро обрушится!

Женщина закашлялась, вдохнув слишком много дыма.

«Нет. Мало… Нужно больше страха, больше страданий, больше отчаяния!» — подумал мальчик, не обратив внимания на то, что эта мысль не могла принадлежать ему. Сейчас он хотел только одного — спасти мать. А вынужден бежать.

И вопреки воспоминаниям, одержимый снова попытался вытащить ее из-под завала. Но пламя подобралось слишком близко.

Огонь давно уже жевал ноги молодой женщины, чего она не чувствовала из-за перебитого позвоночника. Однако вскоре загорелась одежда выше пояса, пламя охватило тело матери юного Ивгета и жадно набросилось на длинные волосы. Она завыла от невыносимой боли, а скованный ужасом мальчик смотрел на бьющуюся в огненной агонии мать и до хруста в пальцах сжимал ее руку.

Он отрицал реальность происходящего, перед глазами все плыло, сознание помутилось.

Ивгет — двадцатипятилетний человек, служащий в городской страже Камиена, а также одержимый, раб госпожи Элеро, и испуганный мальчишка, пытавшийся спасти свою мать из пожара. Ему стоило задаться вопросом: кто же он на самом деле? — и, быть может, наваждение исчезло бы. Но что-то внутри его головы настырно копалось в памяти, доставая с бездны желанного забвения наполовину стертые гравюры из красных оттенков пламени, перемешанных с черными тонами копоти и дыма. Чья-то жестокая воля обновляла краски, придавала реалистичность воспоминаниям, заставляла поверить в них…

Лицо матери. Ее сложно узнать из-за жутких ожогов, пустующих глазниц, прогоревших насквозь щек и лопающихся пузырей на ничтожных остатках плоти, но Ивгет знал, что это была она. Он видел, как из трещин в корке оплавленных волос сочилась кипящая сукровица, как огонь понемногу пожирал обугленное мясо, как вырывались языки пламени из прожженных в груди дыр и открытого в беззвучном вопле рта. Он видел все и даже то, чего не помнил, чего попросту не мог помнить, потому что этого никогда с ним не происходило.

— Мама… — Ахин опустил взгляд. Он до сих пор сжимал женскую руку, отломившуюся от трупа.

«Дай мне руку!» — напомнил одержимый, и Ивгет почувствовал, как все внутри него похолодело. И этот холод был от того мучительнее, что вокруг продолжало полыхать пламя кошмарных воспоминаний.

Вне себя от ужаса, молодой солдат вскочил на ноги и с криком бросился бежать из горящего дома, но на пороге наткнулся на Митаила. Девятилетний мальчик не узнал стражника, с которым спустя годы познакомится на службе, но он был уверен, что этот толстяк, с трудом пробирающийся по самодельному мосту на стену квартала фей с крыши соседнего дома, мог помочь ему вытащить маму из-под завала.

— Почему ты не помог мне?! — закричал Ахин. — Почему ты стоял и смотрел, как она умирает? Почему?!

— Что? Не ори на меня, — нахмурился Митаил. — Успокойся. Что на тебя нашло? Сейчас, подожди. Я почти дошел… только… тут скользко. Дай…

«Дай мне руку», — повторил Ахин, протянув Ивгету обугленную конечность его матери. Такого издевательства над рассудком человек уже не смог выдержать. Отбросив логику и здравый смысл, он предался безумному желанию отомстить. Кому и за что? Да какая разница…

Одержимый схватил Митаила за кольчужный воротник и швырнул товарища в огонь, где тот почему-то не сгорел, но зато разбился, неловко упав на брусчатку с большой высоты. Однако радость от возмездия была недолгой — на пороге показалось еще несколько Митаилов.

— Твари, — прорычал Ахин, шагнув навстречу стражникам. — Вы все это время были тут, но не помогли мне?! Вы виноваты в ее гибели!

Он шел по полу охваченного пламенем дома. Он шел по мосту-водостоку. Он шел, перестав различать прошлое и настоящее, реальность и иллюзии, себя и… другого себя. Игра с разумом окончилась не в его пользу, но она продолжалась даже после проигрыша. У безумия свои правила.

Недоуменно переглядывающиеся солдаты доставали мечи из ножен и что-то кричали приближающемуся Ивгету. Но он их не слышал из-за оглушительного грохота обрушивающегося дома, не видел за пеленой черного дыма, не понимал, оказавшись во власти темного духа. Вокруг что-то происходило, пламя перескакивало с массивных балок на мост из водостока, улица внизу то отдалялась, обретая черты Камиена, то приближалась, возводя горящие стены, отовсюду доносились голоса, но слов почему-то не разобрать.

Молодой стражник даже не сразу осознал, что кто-то вонзил клинок ему в грудь. Он не почувствовал боли, просто увидел, как потекла кровь из небольшого разреза между металлическими нашивками на кожаном жилете. Слишком обычная смерть для столь странных обстоятельств.

«Не отпускай ее. У тебя почти получилось. Попробуй еще раз».

На последнем издыхании Ивгет бросился вперед и ухватился за руку какого-то стражника, образ которого понемногу прорезался в измученной памяти юноши. Темное безумие покидало разум так же, как жизнь — тело. Но уже поздно что-либо менять. Одержимый закрыл глаза и полетел в пламя, увлекая за собой сопротивляющегося человека.

— Теперь я точно не отпущу твою руку, мама, — с улыбкой пообещал девятилетний мальчик, крепко вцепившись в запястье соратника.

Ивгет умер еще во время падения, рана оказалась смертельной. Митаил лежал на мостовой с пробитой головой. А третий солдат выжил и теперь полз в сторону переполошившихся стражников у входа в квартал фей, волоча сломанные ноги.

Ахин тяжело поднялся, вздохнул по старой привычке и шагнул в трещину каменной кладки стены квартала фей.

— Получилось, — пробормотал одержимый, встретив себя в коридоре. — И я даже не сошел с ума. Наверное.

— Не расслабляйся. Угроза не миновала. На крыше…

— Да, знаю. Иду.

— Я чую в них страх и растерянность. Двери легко откроются.

— Уже открыты.

Ахин остановился на пороге чужого сознания. Он только сейчас понял, что убил двух человек. Двух созданий Света.

— Ну и что? Жертвы неизбежны. И это — меньшая цена.

— Насилие против насилия. Смерти ради жизни. Отсутствие будущего, чтобы будущее вообще могло быть… Абсурд какой-то.

— Скорее безумие, — усмехнулся темный дух. — А теперь ступай, тебе надо спешить. Не ровен час, придешь в себя.

* * *

— И что это сейчас было? — черная шерсть на загривке Консалии встала дыбом. — Слабоумные людишки окончательно свихнулись, что ли?

Вилбер неопределенно повел плечом, внимательно наблюдая за стражниками, которые ни с того ни с сего бросались друг на друга. Гатляуры,