Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У вас неверное представление о работе эксперта, —сдерживаясь, ответил Дронго, — я завтра вам перезвоню.
Он убрал телефон. Может, Джил права и ему не нужно вообщезаниматься этим делом. Может, действительно всех устраивает, что главнымобвиняемым на процессе будет Виктор Дегтярев. Если даже его собственная матьбыла против приглашения экспертов. Он поднялся в номер. Джил была уже в ваннойкомнате. Это неправильно, что она присутствует при столь неприятномрасследовании. У нее может сложиться неверное впечатление о его расследованиях.Она решит, что он всегда встречается с подобными людьми, преодолевая их сопротивлениеи подозрительность. А может, это действительно так? Ведь его работу не назовешьлегкой или приятной. Он допрашивает людей, копается в их душах, пытаясь извлечьоттуда их сомнения, печали, горе, боль, неуверенность, предательство, вражду —все те негативные чувства, которые их переполняют. Может, ему стоит броситьзаниматься подобными разбирательствами и навсегда переехать в Италию? Вложитьденьги в какую-нибудь пиццерию или ресторан и зажить спокойной жизнью?
Он даже улыбнулся. Интересно, что ему скажет на подобноепредложение Джил? Возразит или согласится? Или, может, обрадуется? Он взглянулна телефон. Поднял аппарат, набрал номер.
— Спасибо, что позвонил, — услышал он знакомый голос отца.
— Хочу узнать, как ты себя чувствуешь?
— Как всегда, хорошо. Врачи считают, что даже слишкомхорошо. Когда человеку за восемьдесят и у него ничего не болит, значит, он ужеумер — так, кажется, говорят.
— Это говорят после сорока, — возразил Дронго.
— После сорока — глупо. Это еще такой юный возраст. А настоящаяжизнь начинается после восьмидесяти. Это я теперь точно знаю. Во всяком случае,я по-прежнему люблю твою мать и еще миллион других красивых женщин. Их, правда,немного меньше, чем свою жену.
— Значит, все в порядке. Как у тебя давление?
— Ты не поверишь. В последние дни сто двадцать навосемьдесят. Врачи даже не верят, когда измеряют. Учитывая, что в моем возрастеу меня нет ни язвы, ни диабета, ни онкологии, ни инфаркта, я передаю тебе оченьнеплохие гены. Забыл сказать: в нашей семье ни у кого из мужчин не былопростатита. Ни у твоего деда, ни у твоего прадеда. Хотя все жили довосьмидесяти. У меня его тоже нет. У тебя как? Что-нибудь болит?
— Пока нет.
— До восьмидесяти ничего не должно болеть. Это я гарантирую.
— Я хотел с тобой посоветоваться.
— Какое-то дело? Ты из-за этого прилетел в Шотландию?
— Да. В замке произошло убийство. Застрелили подругу одногоиз хозяев замка. Полиция нашла оружие с его отпечатками пальцев на стволе.Старший брат подозреваемого попросил меня провести расследование. Но похоже,что в семье все против этого расследования. И их мать, и жена старшего брата.Они явно недовольны моим появлением…
— Возможно, что за этим убийством скрыты и другие семейныетайны, — сразу ответил отец, — вполне вероятно, что они знают гораздо больше,чем ты думаешь. И твоя задача выяснить, что именно они могут знать.
— Я тоже так думаю.
— Значит, мы думаем одинаково.
— У тебя действительно ничего не болит?
— Только ноги. Но похоже, что это наследственное. У твоегодеда и прадеда тоже болели ноги. И у моего младшего брата, твоего дяди.
— Да, я помню. Тебе нужно показаться врачам.
— Наверно. Но я как-то об этом не очень думаю. Когда тывернешься, мы с тобой обсудим. И не пережимай с этой семьей, где произошлоубийство. Возможно, они просто не хотят с тобой откровенничать. Тебе нужнонайти подход к каждому человеку. Индивидуальный подход. И не забывай, чтоистоки многих преступлений нужно искать в самой семье.
— Я всегда об этом помню. Тебя действительно ничего небеспокоит?
— Нет. Хотя несколько дней назад я видел странный сон.Своего умершего тридцать лет назад отца и двух старших братьев, которых я невидел уже шестьдесят с лишним лет.
Он говорил о братьях, погибших на войне. Два его старшихбрата ушли на ту проклятую войну, в которой пострадало так много советскихсемей. Два родных брата, которые не вернулись с войны. Третьим был сам отец. Онвернулся домой девятнадцатилетним поседевшим мужчиной и всю жизнь не могспокойно слышать немецкий язык. Всю свою жизнь. Он так и не поехал в Германию,хотя его много раз туда приглашали. Ни в ГДР, ни в ФРГ, ни в объединеннуюстрану.
— Это, наверно, нехорошо, — вздохнул Дронго, — ты никогда неговорил мне о таких снах.
— Нехорошо, — согласился отец, — но я их увидел. И захотелрассказать тебе. Никому не сказал про этот странный сон. А тебе решилрассказать. Все-таки ты мой старший сын.
— Я приеду к вам сразу, как только закончу здесь свои дела,— решил Дронго.
— Приезжай, — согласился отец, — и не забудь, что я тебесказал об этой семье. С каждым нужно терпеливо и внимательно разговаривать.Найти подход к каждому. До свидания.
— До свидания.
Он убрал телефон. Отец прав. Нельзя допрашивать людей вокружении стольких свидетелей. Это вызывает раздражение и отторжение. Нужнобудет уговорить Эдгара и Джил остаться в отеле, а самому отправиться туда дляличных встреч. И сделать это нужно прямо сегодня вечером. Хотя он навернякавечером не сможет сам найти дорогу. Похоже, ему придется вызвать такси, если,конечно, водитель согласится отвезти его в замок в Гоффорде. И еще нужно будетубедить Джил, что ему необходимо вернуться в этот замок. Представляю, как онабудет реагировать.
Он взглянул на часы. Сейчас только два часа дня. Скоро ониспустятся на обед. Джил вышла из ванной комнаты, взглянула на него.
— Что-нибудь случилось? — спросила она.
— Мне нужно вернуться в Гоффорд, — честно ответил он.
— Это интересное решение, — она села на стул, — тебе некажется, что там тебя примут не очень гостеприимно?
— Я почти уверен в этом. Но мне необходимо побеседовать сними. С каждой из них. Отдельно. С глазу на глаз. Без лишней суеты и безсвидетелей. У каждого из них своя небольшая тайна, своя истина. Мне нужно ихуслышать. Не только слушать, но и услышать. Нужно помочь им рассказать мне все,что они знают.
— Ты действительно полагаешь, что этой семье можно помочь?Они злые, бессердечные, черствые люди. А девочку нужно срочно перевоспитывать.Она уже сейчас хамит своей матери в присутствии посторонних.
— Именно поэтому мне нужно поехать туда еще раз.
— Ты думаешь, что я тебе мешаю?
— Нет, конечно, нет. Но они не будут откровенничать при васс Эдгаром. Ему тоже лучше остаться здесь.