— Будем считать, что я вам поверила. Насчет своей репутациивы ничего не сказали и ловко увели разговор в сторону.

— Мне нечего об этом говорить. Очевидно, ваша подругаосведомлена гораздо лучше. Вы не назовете ее имя?

— Нет, конечно, нет, — прикусила губу Дзидра.

— В таком случае я подтверждаю все, что она сказала. Инасчет маньяка тоже.

Дзидра рассмеялась. В гостиную вошла Дороти, котораяпринесла поднос с двумя большими стаканами, наполненными золотистым напитком.Она поставила стаканы на столик и молча удалилась.

— Попробуйте, — предложила Дзидра.

Дронго взял свой стакан. Попробовал. Вкус был необычным.Мягким, обволакивающим и сладким.

— Немного ликера, немного апельсинового сока, немногоконьяка, — задумчиво произнес Дронго, — еще неизвестный мне лимонад извинограда и… по-моему, она добавляет немного шампанского.

— Браво, — рассмеялась Дзидра, — почти все правильно.Виноградный и апельсиновый сок смешиваются в равных пропорциях. Остальное почтивсе правильно.

— Вкусно, — одобрительно произнес Дронго.

— Вот видите, — обрадовалась Дзидра, — итак, пробыв у насвсего около полутора часов, вы сразу заметили мои напряженные отношения с моейсвекровью и отметили невоспитанность моей дочери.

— В ее возрасте все бывают радикалами, — попытался возразитьДронго.

— Не нужно меня успокаивать, — попросила Дзидра, — в еевозрасте я не хамила своей матери в присутствии посторонних. И вела себягораздо сдержаннее. Очевидно, сказывается ее самостоятельная жизнь в Англии.Много денег, много возможностей, мой муж тайком от меня часто посылал ейбольшие суммы. Когда в таком юном возрасте тебе ни в чем не отказывают, тыначинаешь постепенно терять голову. Что и произошло. Она решила, что можетвести себя как хочет, делать все, что хочет, и говорить тогда, когда хочет.Издержки не воспитания, а скорее отсутствия воспитания.

Было заметно, как она переживает. Ей было неприятно, чтодочь сорвалась именно в тот момент, когда в доме были чужие.

— В ее возрасте это понятно, — снова успокоил ее Дронго, —не нужно так переживать. Мы все поняли правильно ее поведение.

— Не уверена…

— Можете мне поверить. Девочка перенесла самый настоящийшок. В вашем доме произошло убийство. Даже для взрослого человека это оченьсильный психологический удар, а тем более для такой юной души.

— Да, — согласилась Дзидра, выпив почти половину своегонапитка, — она действительно перенесла это убийство очень тяжело. Мы дажевызывали к ней психиатра, боялись за ее душевное здоровье. Да, вы правы.Конечно, смерть Златы была для нас всех настоящим потрясением…

— Вот видите, — Дронго еще раз пригубил свой напиток. — Яполагаю, что все правильно поняли и оценили ее поведение. И поэтому вы напрасноволнуетесь. Мне только хотелось узнать, что именно вы думаете о случившемся.Ваше мнение и ваши личные выводы, о которых вы можете мне рассказать. Безлишних свидетелей и без ненужных эмоций.

— Смело, — произнесла она, глядя ему в глаза, — но выуверены, что я захочу быть с вами полностью откровенной?

— Почти уверен. Хотя бы для того, чтобы у меня была своя версия,отличная от версии полицейских. Есть нечто такое, что вы им не рассказали?

— Возможно, — кивнула она, — но откровенность — страшноеоружие.

— И им можно серьезно пораниться, — в тон своей собеседницепроизнес Дронго.

— Поэтому я и не хочу быть откровенной, — призналась Дзидра,— мне иногда кажется, что все должно идти так, как идет. И люди не должнывмешиваться в чужие судьбы. Возможно, сам бог решает, как нам поступать и какнам себя вести в той или иной ситуации.

— Не уверен, что бог будет заниматься каждым из нас, —возразил Дронго, — слишком хлопотно и нерационально.

— Тогда он дает каждому своего ангела. Злого и доброго.Смотря по настроению.

— У вас какой ангел? — уточнил Дронго.

— Злой. Конечно, злой. Я человек недобрый, это точно. А у вас?

— Не знаю. Но тогда, наверно, тоже злой. Я ведь не всегдаприношу людям счастье. Некоторым я приношу несчастье. Тем, кого разоблачаю. Илиуличаю в совершении преступления.

— И вы полагаете, что на этот раз вам тоже удастся что-тосделать?

— А вы думаете иначе?

— Убеждена.

— Почему?

Она выпила свой коктейль. Поставила стакан на столик.Достала из сумочки носовой платок, вытерла губы. И только затем спросила:

— Ваша репутация сексуального мачо соответствуетдействительности или это все выдумки?

— Конечно, выдумки. Посмотрите на меня. Я белый и пушистый,— пошутил он.

— Я серьезно вас спрашиваю.

— Не знаю. Как я могу ответить на этот вопрос? Сказать, чтоя известный ловелас? Глупо. Отрицать, что у меня были женщины и я знаю многолюдей, в том числе и в Москве, тоже глупо. Есть вопросы, на которые не бываетконкретного ответа, если вы не хотите выглядеть идиотом. Я могу узнать, почемувас интересует именно этот вопрос?

— Не из личного любопытства, — она достала из сумочкисигареты, предложила их своему гостю. Тот покачал головой. Она вытащиласигарету, щелкнула зажигалкой, закурила, — хотя из личного, наверно, было быинтересно, — томно улыбнулась она, — но я спросила вас только потому, что вашответ имел бы непосредственное отношение к вашему расследованию.

Он молча ждал, когда она наконец объяснит.

— Вы должны представлять себе поведение этой молодой особы.Я имею в виду погибшую, — продолжала Дзидра. — Раньше таких особ называлипросто проститутками. Дорогими проститутками. У нас в Риге они обычно осаждалиотели с иностранцами, и все соответственно к ним относились. А теперь этипроститутки стали звездами шоу-бизнеса, актрисами, певицами, дамами полусвета,кем угодно. Но все знают, что в душе они просто б… Извините меня за такуюоткровенность.

— Я могу поспорить, но не стану этого делать, — сказалДронго, — только мне кажется, что вы несколько категоричны.

— Нет. Я знаю, что говорю. Виктор был далеко не ангелом. Ониногда позволял себе появляться здесь со своими знакомыми. Учитывая, что в замкенаходились двое подростков — его племянник и племянница, — он мог быть иподеликатнее. Собственно, поэтому я всегда настаивала, чтобы мой супруг выкупилзамок и я могла бы закрывать двери перед Виктором каждый раз, когда он захотелбы появиться здесь со своей очередной дамочкой.

— Представляю, как он вас раздражал, — кивнул Дронго. — Чтоименно произошло в тот день?