— Слушай, — сказала я вслух, — я не хочу в это влезать, ясно? Раз ее там положили, значит, так и надо. Нас там вообще не должно было быть. Так что давай мы просто забудем, что ее видели.

— И ты действительно вот так просто забудешь? — не поверил Детлеф.

— А какая мне разница? Мне не нужны неприятности. Я очень, очень не хочу обратно в Чарну-Техническую, — сказала я, приподнявшись на локтях. Краем глаза я заметила стоящую в дверях Олли, и поняла, что это мой шанс доказать свою лояльность. — Там у меня нет работы, нет денег, я там живу у подруги и сплю на полу на матрасе, моя семья — это моя в очередной раз беременная мать, которая даже не знает, сколько мне лет, и ее парень, который варит наркоту и хочет заставить меня ее продавать. — Мне было стыдно, что я произношу это вслух, но я сжала кулаки и продолжила. Давай, Рета, это ради Коди. — И шанс, что мне еще хоть раз в жизни выпадет возможность оттуда выбраться, стремится не то что к нулю, а к минус бесконечности. Я хочу остаться здесь, с братом, и через пять лет продлить контракт, а потом продлить его еще раз. Если для этого надо стереть себе память — я сотру себе память, мне даже напрягаться не придется. Если надо мозги свои наизнанку вывернуть — пожалуйста. Я постараюсь стать хорошим солдатом отделения «М». И тебе рекомендую сделать то же самое.

Глава 8

С Коди я увиделась лишь утром, на завтраке, и то мельком. Олли оставила меня на ночь в желтой зоне, утром освободила от обязательной часовой тренировки, но на завтрак я пришла позже всех, даже позже Петера, который сидел один, смотрел в тарелку и на попытки с ним заговорить не реагировал. Я порадовалась, что с ним все в порядке, и подсела к Коди и Детлефу, но уже через минуту они поднялись. Сегодня модификанты тренировались отдельно.

— До вечера, — кивнул мне Коди и пошел к выходу.

Детлеф двинулся было за ним, но остановился и повернулся ко мне.

— Слушай, — сказал он, — насчет того, что я тебе сказал… Про меня и Эрику…

— Я — могила, — кивнула я.

— Да нет, это, в общем, бред какой-то. Я уже ночью прокрутил в голове то, что говорил тебе тогда… Я вообще-то так не думаю. Это ее выбор, и Коди классный, и вообще, мы расстались давным-давно. Честное слово, я обычно не такой придурок.

— Просто забудь, — посоветовала я, но мысленно сделала пометку.

Всю ночь меня никто не беспокоил, и у меня было время обдумать то, что случилось. Девушка с минус второго этажа явно лежала там уже кучу времени. Заклеенные глаза, все эти трубки, которые к ней подключены — здоровые спящие люди так не выглядят. Те солдаты из отделения Дале, которых избил Петер, и то смотрелись лучше.

Но — в этом я была уверена — мозг девушки работал. Она почувствовала нас обоих, она попыталась связаться с Детлефом и заставить его что-то делать, она смогла воздействовать даже на меня, хотя я так и не поняла, чего именно она добивалась. Но она не обрывала связь, пока мы сами не ушли слишком далеко.

Девушка хотела с нами пообщаться.

И если Детлеф прав, если два медиатора не могут подключиться к одному человеку, то ее воздействие, ее серый туман — это какой-то иной тип связи. Может, она и была медиатором, раз у нее есть имплант. Но точно давно превратилась во что-то другое.

Я покосилась на Петера. Он все так же ковырял еду и на занятия не спешил. Я подхватила тарелку и пересела к нему.

— Привет.

Петер бросил на меня быстрый взгляд и снова отвел глаза.

— Расслабься, — попыталась я его успокоить. — Ты никого не убил, они все живы.

— Тебе не обязательно со мной разговаривать, — сказал он.

Я прищурилась. Так. Он не из-за драки расстроен? А из-за чего тогда?

— Когда я была в твоей голове, там был полный хаос, — медленно проговорила я, следя за его реакцией.

И заметила отклик. Ему почему-то было это важно — что я там увидела. Времени обдумывать причины не было, и я ринулась в этот разговор, как в холодную воду с моста.

— Это сложно описать. Но это как если бы тебя кинули в смерч. Обычно там не так. Обычно я чувствую себя… космическим объектом. Чем-то таким в невесомости. Это странное ощущение. Но тогда, на полигоне, это было…

Петер смотрел на меня, не отрываясь.

— Больно? — спросил он напряженно.

Я сделала глоток кофе. Этого времени мне хватило, чтобы вернуться на две недели назад. Мы сидели с Коди и Детлефом, я рассказывала им про то, как воспринимаю их сознание. Эрика молчала, и Детлеф сказал, что она никогда ничего такого не рассказывала. Петер сидел поодаль и, казалось, не слушал. Потом мы к этому не возвращались. И вряд ли тут дело лично во мне. Ему что, так важно, каким его видят медиаторы?

— Нет. Там нет боли и нет зрения или еще каких-то чувств. Но если бы были — то да, это было бы больно.

Я почувствовала, как меня снова скручивает это ощущение, всегда возникающее в присутствии Петера. Я убрала руки под стол и сжала кулаки. Только бы он не заметил.

Потому что тогда, на полигоне — он точно заметил. И, вероятно, из-за этого и сорвался.

— А ты? — спросила я. — Что ты чувствуешь, когда мы подключаемся? Это больно?

Он покачал головой.

— Тогда приятно?

— По-разному, — ответил он наконец.

— Расскажи, — попросила я. — Коди не скажет мне правду, если она неприятная. А Детлеф всегда несет какую-то чушь, не поймешь, всерьез или нет.

Я видела, как лицо Петера оттаивает, и сжимала кулаки все сильнее. Как же мне хотелось просто встать и уйти под любым предлогом! Но мне нужно разговорить Петера, мне нужно, чтобы он доверял мне.

— Иногда это как мерцание, — сказал он неуверенно. — Как будто что-то такое внутри головы. Иногда — как будто шелест. А иногда кажется, что тебе нож в голову всадили. Только это не больно. Другие ощущения.

— А от чего это зависит? От настроения, или там от времени суток? Есть разница? Когда я шелест, а когда нож? — спросила я с набитым ртом.

Петер покачал головой.

— Нет, — сказал он. — От каждого медиатора всегда одни и те же ощущения.

Я подняла