Мигающая лампа раздражала, хотелось закрыть глаза, но я боялась, что в этом случае уже никогда не смогу их открыть, потеряюсь в сером тумане и не вернусь обратно в свою голову. Хотелось уцепиться хоть за что-то реальное, оставить хоть какой-то якорь, чтобы не пропасть в этом странном мире окончательно.

Я глубоко вдохнула, и волна сдвинулась дальше. Искры стали ближе — я их чувствовала, но словно в стекло билась. Никогда еще это не было так сложно — подключиться к кому-то, словно было что-то, что меня не пускало. Что мешало мне пройти.

— Детлеф, Детлеф, — пробормотала я. — Давай, возвращайся.

Искры закрутились вокруг меня, и мир раздвоился. Я видела мерцающую лампу, серую стену и уходящий в темноту коридор. И я видела стеклянную дверь, за которой стояла кровать. Я вытянула руку вперед, и Детлеф повторил мое движение. Его рука наткнулась на гладкий планшет, засунутый в держатель на двери, я пошевелила его пальцами, погладила гладкую поверхность, прочитала первые строчки — «Ива Перович, отделение М» и длинный номер.

Шаг — и вот я уже могла рассмотреть, что это девушка, бледная до синевы, со свалявшимися каштановыми волосами, изо рта у нее торчит трубка, на веках — кусочки пластыря, к рукам тянутся капельницы, к голове — провода. Я не знала эту девушку, и Детлеф не знал эту девушку, никогда ее не видел, и, насколько я могла судить, она не была модификантом — не было в ней ничего искусственного.

Девушка была серым туманом.

— Детлеф, возвращайся, — прошептала я в ужасе, и мой страх передался ему.

Он вздрогнул, попятился и вышел из палаты.

Сюда, ко мне, назад, беззвучно звала я. Вытащи меня отсюда, пока еще не очень поздно. Давай уйдем туда, куда она не дотянется.

Я чувствовала золотые искры вокруг себя, и чувствовала, как они подчиняются мне, как это бывало на медиаторских сессиях, но сейчас все было иначе. Я чувствовала сопротивление, словно он двигается в воде.

Словно серый туман стал плотным, как желе, и не пускает его.

Я сжала кулаки, усилила мысленный приказ — Детлеф, вернись! — и туман отступил. Уже через пару секунд я увидела Детлефа — он быстро шел ко мне по коридору, и увидела себя его глазами — я сидела на полу, привалившись к стене, с полуоткрытым ртом, напоминая выброшенную на берег рыбину. Спасибо, хоть слюни не текут.

Детлеф легко подхватил меня на руки, и я не почувствовала своего веса, зато в руках появились странные ощущения, будто мышцы вдруг стали горячими.

Иди, иди, иди, повторяла я мысленно, и вода вокруг меня качалась в такт словам, и Детлеф шагал, повинуясь этому ритму. Вот так, за дверь и вверх по лестнице, на минус первый этаж, к хирургическим палатам.

Серый туман отступил, остался внизу, и мир вокруг разом стал светлее.

Найди врача, отдала я последний мысленный приказ, прежде чем покинуть его сознание.

Теперь, без рассыпающихся искр, без зелени и серого вязкого тумана, мне даже дышать стало легче, и головная боль начала стихать.

— Рета? — обеспокоенно спросил Детлеф, и я с облегчением узнала его прежние интонации. — Тебе очень плохо?

Я промычала что-то неразборчивое.

— Эй! — крикнул Детлеф так, что я вздрогнула. — Есть тут кто-нибудь? Нам нужна помощь!

Послышались торопливые шаги, и уже через секунду я услышала знакомый голос:

— Реталин? Детлеф? Что произошло?

— Привет, Олли, — сказала я, не открывая глаз.

— Не знаю, она жаловалась на головную боль, — сказал Детлеф, — мы пошли в желтую зону, отправили срочный запрос с «лексонов», но почему-то никого не было. Вот, спустились сюда, и ей стало хуже.

— Сагитте ни слова, — сказала я. — А то она меня выгонит в Чарну.

— Не выгонит, — твердо сказала Олли.

Я открыла глаза встретилась с ней взглядом.

— Иди за мной, — сказала она Детлефу. — Тут сегодня сумасшедший дом, все с утра в операционных, ваш запрос, похоже, просто не заметили. Вот, клади ее сюда. Реталин, посмотри на меня. Сколько пальцев я показываю?

— Два.

Веснушки на ее бледном лице казались особенно яркими, и я поразилась, насколько уставшей она выглядит. Видимо, Петер устроил им всем насыщенный день.

— Хорошо. Что именно у тебя болит?

— Голова. Затылок. Какой-то странный приступ.

— Я вызову доктора Эйсуле, — нахмурилась Олли.

Только не это!

— Не надо. Мне уже лучше, правда.

Я попыталась приподняться, но Олли придержала меня за плечо.

— Ладно, лежи спокойно. Что ты делала перед тем, как почувствовала боль?

Лазала по закрытому и наверняка запретному для меня этажу, паниковала, подключалась без стимулятора и, кажется, вступила в ментальный контакт с пропавшим модификантом.

— Ничего. Мы с Детлефом сидели у меня, разговаривали.

— Это был… эмоциональный разговор?

Я поморщилась.

— Да не в том смысле. Правда разговаривали. Про моего брата и вообще.

Боль стремительно уходила, и меня накрыло легкой эйфорией.

— Сейчас уже почти ничего не болит. Я, наверное, пойду. Извини, что отвлекла.

— Нет уж, — она снова остановила меня. — Полежи немного, я кое-что принесу. Детлеф, побудь с ней.

— Тебе правда лучше? — спросил Детлеф, едва Олли вышла за дверь.

— Да. Отпустило. А тебе?

Детлеф отвел взгляд.

— Прости, я тебе там лишнего наговорил. Сам не знаю, что…

— Я знаю, что, — перебила я его. — Там был кто-то еще, я почувствовала. Кто-то пытался связаться со мной и с тобой.

Детлеф наклонился ко мне.

— Я ее видел, — прошептал он. — Девушку внизу. Не знаю, кто она, но было написано — «отделение М», будто она из наших. Думаешь, это она? Если она из новых, из тех, кого Петер сегодня…

— Судя по ее виду, она там давно, — так же шепотом ответила я. — Прости, я к тебе подключилась. Мне пришлось, иначе ты бы не вернулся.

— Все нормально, — Детлеф сжал мою руку. — Но если она тут давно, то почему я ее не знаю? А если она медиатор — то как тебе удалось подключиться ко мне? Я думал, это невозможно — вдвоем подключиться к одному человеку.

— Значит, она не совсем медиатор, — сказала я.

— А кто тогда? И почему она вообще там лежит?

Хотела б я знать. И хотела бы я обсудить это — с Детлефом, с Коди, да даже с Эрикой или Петером. На секунду я представила, как мы все собираемся в одной из комнат, сидим на полу, обсуждаем, строим предположения, смеемся — прямо как наша школьная компания. Я так скучала по всему этому — по тому, как мы проводили время вместе, как любили и поддерживали друг друга, какими мы были,