После второго “О!” я поняла, что вылечить себя самостоятельно мужчина не в силах. А музыка уже набирала обороты. Простаивали только мы, что уже наверняка бросалось в глаза со стороны и вызывало вопросы.

— Кажется, сегодня нам придется нарушить правила, — громко произнес естий, с улыбкой обращаясь к гостям. Его даже хватило на то, чтобы пошутить: — Старость не радость. Дочка, выбери себе более молодого партнера для открытия бала, а я, пожалуй, первый танец пропущу.

Отпустив мою руку, властитель взглядом подозвал к себе личного целителя и вернулся обратно к каменному трону, занимая черную подушку. Я же резко ощутила на себе чужое всеобъемлющее внимание.

Пока я спускалась в зал по трем невысоким ступеням, меня словно раздирали на части взглядами и не только ими. Несколько раз я даже ощутила чары влияния, направленные на себя, но быстро оборвала их, причинив ментальную боль тем, кто посмел их наслать.

Такое могла бы простить аста Бендант, но не наследная дайна.

Спустившись в зал, я отметила, как галеций Вантерфул вышел вперед, чтобы мне не пришлось искать его средь толпы, но, поравнявшись с ним, я проигнорировала его протянутую руку, извинившись взглядом.

Путь мой лежал в самый центр бального зала к тому, кто уже заранее знал, что я выберу именно его кандидатуру. Это было отчетливо видно по лукавым глазам в обрамлении светлых ресниц.

Стоило мне остановиться рядом с наглым незнакомцем, как мужчина с почтением склонил голову и протянул мне ладонь, как того требовал этикет. Вкладывая в его ладонь пальцы, я тоже склонилась, но незначительно, не так глубоко, как должна была приседать в реверансе перед естийем.

Гости расступались, рассредоточивались по периметру зала, освобождая для нас как можно больше места. Элекстроф был танцем расстояния, то есть между парой должен был сохраняться как минимум шаг, но незнакомец сразу же наплевал на правила.

Одна его ладонь опустилась на мою талию, вынуждая оказаться ближе, а пальцы другой крепко переплелись с моими. Первый шаг, второй, третий — и вот уже весь зал потерял свои очертания, смазался, словно оставляя нас наедине.

— Спина естийя — ваших рук дело? — спросила я прямо, не желая юлить, беззастенчиво глядя в чужие карие глаза.

— Моих, — не стал мужчина отрицать очевидное, а хитрая улыбка окрасила его губы. — Я же говорил вам, что все ваши танцы сегодня мои.

— Но это противоречит правилам этикета, — возмутилась я. Повелителя мне, честно говоря, было не жалко. — Никто не допустит подобного, потому что у меня уже есть жених, пусть о помолвке еще не объявлено.

— Тогда почему же вы сейчас танцуете не с ним?

— Как ваше имя? — потребовала я ответа и случайно наступила мужчине на ногу.

Глянув на меня с осуждением, он тем не менее не остановился, а я и вовсе сделала вид, что ничего не было. Потому что его ногам, судя по всему, предстояло страдать весь сегодняшний вечер. Ни глеции Бендант в свое время, ни учителю танцев так и не удалось наградить меня требующейся грацией.

— Оно не даст вам ровным счетом ничего.

— Но как-то же я должна к вам обращаться? — наступила я и на мысок другого сапога.

Приходилось периодически смотреть вниз, чтобы видеть, куда я ставлю ноги.

— Вы можете обращаться ко мне так, как вам хочется.

— В таком случае я буду называть вас Амадин.

— Амадин? Вам нравится это имя? — удивился мой собеседник и вдруг провел ладонью по моей спине, добравшись теплыми пальцами до края корсета.

Ему навстречу я выгнулась совершенно неосознанно. Меня так удивила собственная реакция, что, когда осознание пришло, щеки мои вспыхнули словно спичка.

И я вдруг разозлилась, отметив довольную улыбку на чужом лице.

— Терпеть не могу это имя, — произнесла я, уже намеренно отдавив его ногу.

Лицо мой незнакомец держал просто превосходно.

— А мне очень нравится ваше. Знаете, как оно переводится с орочьего языка?

— Я не владею исконным орочьим, — призналась я, ничуть не устыдившись.

— Ваше имя переводится как “Потерянное сокровище”. Мелодия заканчивается. Не хотите отсюда сбежать? — неожиданно предложили мне.

Музыканты действительно играли все тише, что означало окончание первого танца. Он открывал бал в мою честь, но где-то в середине и другие пары присоединились к нам, чего я просто не заметила.

— Неважно, чего хочу я. Покинуть бал в свою честь я просто не могу.

Внезапно остановившись, прижав меня к себе еще теснее, не оставив между нами ни сантиметра, мужчина склонился ко мне, к моему уху, обдав его теплом своего дыхания. От него пахло сыростью улиц Абтгейца и костром.

— То, чего хочешь именно ты, — это и есть самое важное, Павлиция, — прошептал незнакомец, почти касаясь губами моего уха. — Дар иллюзии позволит мне скрыть наше исчезновение от чужих глаз. Для других ты будешь танцевать с разными кавалерами, как того и требует этикет, в то время как мы сможем делать то, что хочется. Неужели тебе нравится быть здесь?

— Я не позволяла вам переходить на более личное обращение, — сделала я замечание, которое не отличалось строгостью.

А все потому, что предложение мужчины меня заинтересовало. Я действительно не ощущала себя в своей тарелке на этом празднике жизни и с удовольствием сбежала бы куда-нибудь, но прежде мне требовалось уладить кое-какие дела.

Дела, за которые естий меня не похвалит.

— Позволяла, сокровище мое. Только не сегодня. — Выпрямившись, незнакомец взглянул мне прямо в глаза, что позволило отметить случившиеся изменения.

Всего на миг, на краткое мгновение его карие радужки поменяли свой цвет на золотой, а привычные круглые зрачки превратились в две узкие линии. Сердце мое забилось с утроенной силой, а губы будто онемели. Я не смогла выдавить из себя ни слова.

— Прогуляемся? — предложил он вновь, и я несмело, с задержкой кивнула. А потом кивнула еще раз, чтобы он точно понял, что я согласна.

О Всевышний! Я так долго ждала этой встречи! Казалось, что со дня нашего первого знакомства прошла целая вечность, и вот мы наконец увиделись в реальности. Чувства, эмоции затопили меня.

Первым пришло смятение, а вместе с ним и дрожь, что заняла все тело, осела на кончиках пальцев. Вслед за ними появился жар. Он прокатился волной от талии, где замерла ладонь Амадина, до затылка, взорвавшись кратким онемением, темнотой.

После я обнаружила в себе смущение. Щеки мои вспыхнули, ноги предательски ослабели, а в голове появился только один вопрос: какой я предстала перед ним? Понравилось ли ему мое преображение?

И вот только затем ко мне пришел необъяснимый страх. Он окатил меня льдом, встал в горле комом. Что я знала об этом человеке? Или не человеке… Да ровным счетом ничего. Он был для меня чужаком, незнакомцем, которого мне еще только предстояло постичь. Он был для меня прекрасным романтическим сном, который вдруг превратился в реальность.