— Конечно, Тай.

Это был просто дар судьбы. Конечно, резиденты всегда хотят делать больше, чем им доверяют, но хирурги обычно заблаговременно предупреждают своих резидентов о новой задаче. В данном случае такой подход был бы просто необходим.

— Я буду вести вас.

Тай был уверен, что Мак проштудировал гору литературы об эндоскопических операциях на мозге. Мак встал рядом с Таем и принял из его рук инструменты.

— Привыкните к ощущению, подержите в руке эндоскоп.

Шаг за шагом он провел Мака через всю процедуру, восхищаясь — не без зависти — хладнокровием и выдержкой молодого врача.

После того как Сэнди Шор увезли в послеоперационную палату, а Мак принял душ и ушел домой, Тай долго еще сидел в раздевалке, проклиная себя за бесхарактерность и отсутствие уверенности в себе. Он пошел в медицину по двум причинам: быть лучше, чем врачи, позволившие умереть его брату, и обходиться с близкими больных лучше, чем обошлись с ним и его матерью. Так поспешно взять мальчика в операционную, забыв о необходимых исследованиях, — непростительная ошибка даже для новичка. Хуже того, эта ошибка дорого обошлась мальчику и его матери.

Он сбросил хирургическую форму и бросил ее в корзину с грязным бельем, оделся и вышел, с такой силой хлопнув дверью, что замок не защелкнулся. Тай снова закрыл дверь и направился к выходу из больницы.

Ровно в шесть часов четырнадцать минут Тай почему-то опять оказался в комнате 311. На этот раз, правда, он был не в силах совладать с потливостью и дрожью. Холодный пот тек с него ручьями. Он вглядывался в лица — все издевательски хохотали и показывали на него пальцами — Пак, Сидни и даже Тина. Губы ее беззвучно произнесли: «Прости», — но потом она начала хохотать вдвое громче прежнего. «Возвращение блудного сына… очень похоже», — пробормотал кто-то. Тай посмотрел на Хутена, ожидая, когда тот заговорит, и Хутен действительно стал открывать и закрывать рот, но вместо слов Тай слышал только громкий жужжащий звук — ззззз, ззззз, ззззз. Это было ужасно, с шефом что-то случилось.

Тина рванулась вперед. Тай был как будто парализован. Но она рванулась не к Хутену, как Таю показалось, а к нему. Тина двигалась быстро, и вдруг ее руки неожиданно легли на его плечи. Она смотрела ему в глаза и издавала тот же противный жужжащий звук. Потом жужжание оформилось в слова. «Проснись. — Тина трясла его за плечо. — Проснись! Да просыпайся же!» Тай протер глаза. Он лежал в собственной постели. Тина протягивала ему жужжащий пейджер. Таю потребовалась почти минута, чтобы окончательно прийти в себя.

— Тебе приснилось что-то страшное? — участливо и с тревогой в голосе спросила Тина. Она провела пальцами по его влажным волосам. — Да, — ответил он и взглянул на пейджер. «Черепно-мозговая травма. Эпидуральная гематома. Через двадцать минут в отделении неотложной помощи. Будет доставлен вертолетом». Тай посмотрел на часы, наскоро чмокнул Тину в щеку и выпрыгнул из кровати. Через пару минут он уже надевал кожаную куртку и снимал шлем с багажника «судзуки-хаябуса». Странно, что он ездил на мотоцикле, учитывая количество прооперированных им мотоциклистов с черепно-мозговыми травмами, но ему когда-то сказали, что это самый быстрый в мире мотоцикл. Этого было достаточно, и мотоцикл был куплен. Тай полетел по Уоштеноу-авеню, великолепной двухполосной дороге без единого светофора. Он нажал педаль газа, поднял голову и увидел над головой вертолет «скорой помощи». Там на борту его больной. Он глубже утопил акселератор — «хаябус» отреагировал мгновенно. Мотоцикл едва не оторвался от дороги — теперь вертолет в небе и мотоцикл на земле шли вровень. Тай ощутил восторг, летя с сумасшедшей скоростью по Уоштеноу-авеню, мимо медицинского центра графства, забыв наконец свой постыдный страх.

Скрестив на груди руки, доктор Пак сидел в коридоре радиологического отделения медицинского центра графства. Услышав за окном рев мотоциклетного двигателя, он мысленно выругался. «Кто знает, может быть, мне придется оперировать этого самоубийцу, если, конечно, он раньше не понадобится трансплантологам». Он осмотрел вылизанное до немыслимой чистоты помещение. На столе лежал непременный набор брошюр на тему, как бросить курить и снизить риск инсульта. Тут же валялись женские журналы со статьями о скандалах знаменитостей, о том, как похудеть и как получать больше удовольствия от секса. «Как много умственной энергии американцы расходуют впустую!» — раздраженно подумал Пак.

Полтора часа назад ему сделали МРТ, и с тех пор он сидел в ожидании результата. Своим верным резидентам в Челси сказал, что пойдет на репетицию в музыкальную школу, где его дочь учится играть на виолончели. Резиденты были очень за него рады — ведь доктор Пак так мало внимания уделяет личной жизни. Но кажется, ему придется придумывать какое-то другое оправдание, так как за время, что он отсутствует в больнице, дочка могла сыграть уже целый концерт.

Прошло уже несколько минут после того, как врач выглянул из кабинета и позвал:

— Мистер Сон!

Пак не отозвался.

— Мистер Сон! — повторил врач, на этот раз громче. Пак вспомнил, что записался на прием под девичьей фамилией жены, и поднял голову. — Я посмотрел ваш снимок. Через пару минут я вас вызову.

Пак не хотел, чтобы в Челси знали о том, что он решил сделать себе МРТ, не желая выказывать коллегам свою слабость. В конце концов, скорее всего на МРТ ничего не найдут. Это всего лишь головная боль напряжения, начавшаяся недель шесть назад. Сначала Пак не обращал на это внимания. Он всегда верил в превосходство духа над телом. Разве не смог он выдержать прохождение резидентуры с ее тридцатишестичасовыми дежурствами — и не один раз, а дважды? Но боль не проходила. Более того, приступы участились, и Пак начал принимать тайленол. На прием в больницу округа Уоштеноу он записался, когда начал жевать тайленол, как леденцы.

Доктор Милнер, или Миллер — как его там? — сказав, что сейчас выйдет, снова исчез. Пак посмотрел на часы. Прошло уже больше пятнадцати минут. Секретарша тоже куда-то ушла. В коридоре остались только Пак и пожилой мужчина с женой. Мигающие под потолком люминесцентные светильники начали страшно его раздражать. Почему они мигают? Он наклонился вперед и взял со стола одну из брошюр: «Руководство: как бросить курить».

Он отложил брошюру, встал и принялся мерить шагами коридор. От какого-то внутреннего волнения он не мог усидеть на месте. Ничегонеделание нарушало его главную установку. Так уж он был создан. Он был деятель. Если ты ничего не делаешь, то ничего и не достигнешь. Ничегонеделание — это упущенные возможности. Ничегонеделание — это то, чему предаются больные диабетом ожиревшие американцы между визитами к врачам.

Несмотря на то что он провел в этой стране уже много лет, Пак до сих пор не смог до конца понять американскую культуру, столь не похожую на культуру его родной страны. Вот, например, эта больница тратит время на издание брошюр о том, как бросить курить, как избавиться от привычки вдыхать дым вещества, вызывающего самую сильную на свете зависимость, и это при том, что людей не убеждают таблички с запретом курить в общественных местах, советы близких, здравый смысл и вид страдальцев с эмфиземой легких, которые вынуждены всюду ходить с портативными кислородными баллонами и носовыми катетерами. Брошюра? Неужели кто-то всерьез думает, что она чему-то поможет?