И надо ж было такому случиться, что выбор Карцева пал на Алексея Муромского. Альтер с изломанной душой, проведший большую часть своей жизни в крошечной комнатке без окон, за все это время ни разу даже на улицу не выходивший, оказался настолько податлив, что спустя пару месяцев Карцев пришел к выводу, что может не только контролировать его поведение, но и программировать его с помощью вводимых под легким гипнозом ментальных блоков. Ну а потом уже Шаркову пришла в голову идея использовать Муромского для того, чтобы отыскать лагерь вольных альтеров.

Затея удалась. Сбежав из пансионата вместе с другими альтерами, Муромский побывал в лагере вольных, который на деле оказался и не лагерем вовсе, а большим, благоустроенным поселком, и вернулся назад. Вот только теперь не Карцев, а он сам контролировал ситуацию. И получалось у него это, надо сказать, значительно лучше, чем у доктора. Мастер обладал более изощренной техникой воздействия на разум окружающих, методы его были куда как совершеннее, и к тому же он сам был не в пример увереннее и жестче.

Шарков надеялся на то, что Карцев сможет дать ответы хотя бы на некоторые из интересующих его вопросов. Прежде всего что произошло с Муромским? Он ведь не просто так, с перепугу, превратился из забитого, отравленного ядом собственных комплексов альтера в Мастера? Обратим ли этот процесс? Ну то есть, если, скажем, посадить суперальтера на минимальную ежедневную дозу крови с коктейлем из транквилизаторов, останется ли он после этого Мастером или же обернется снова обычным воплощенным альтером с малость поехавшей крышей? Насколько вообще велики возможности Мастера? Не блефует ли он, называя себя всемогущим? И если все же всемогущий, то это как?..

На этом воображение Шаркова давало сбой. Всемогущим, в его представлении, мог быть только бог. А в бога Шарков не верил. Не было на то причин. К тому же древнегреческая мифология – Шарков увлекался ею в школьные годы – со всей определенностью утверждала, что боги тоже далеко не всесильны. Случаются у них такие же проблемы, что и у людей, а то и похлеще. Бессмертие – да. Но всемогуществом там даже и не пахло. У каждого имелась своя ахиллесова пята.

В любом случае тема для разговора имелась. Карцев много лет работал с альтерами. Ну так вот пускай напряжется и объяснит, что собой представляет Мастер. Что это за напасть такая и как с ней бороться? Ну или хотя бы выскажет свои соображения на сей счет. Должны же у него быть какие-то соображения? Ну, или как там говорят ученые?.. Гипотезы! Врач он, в конце-то концов, или кто!..

Одним словом, идя на встречу с Карцевым, Шарков был полон самых светлых ожиданий. В одной руке у него была бутылка «Луи Редерер» из личных запасов Мастера, в другой – два высоких хрустальных бокала из его же буфета. Мастер сам предложил Шаркову пользоваться всем, что имеется в пансионате, три комнаты которого были переоборудованы под библиотеку, одна – под буфетную, а в камере, где прежде сидел Муромский, теперь располагался небольшой, но хорошо укомплектованный винный погребок – Мастеру нельзя было отказать в своеобразном чувстве юмора. А ежели чего не окажется в наличии, добавил Алексей Алексеевич, следует незамедлительно обращаться к Дживзу или Арчи – ребята свое дело знают.

Шарков не был любителем шампанского, но ему хотелось отметить с Карцевым их общую победу. Победу или удачу – без разницы. Главное, был повод. К тому же бокал шампанского идеально соответствовал неспешной и обстоятельной долгой беседе, на которую как раз и рассчитывал Шарков. Ну и, наконец, последнее – где еще попробуешь «Луи Редерер», стоимость бутылки которого превышала месячную зарплату ловчего?

На Шаркове были новенькие классические джинсы, мягкие светло-коричневые мокасины в тон клубному джемперу с треугольным вырезом и рубашка кремового цвета. Отправляясь в пансионат, он прихватил с собой «глок» и «беретту». Скорее по привычке, нежели ощущая в том необходимость. Оружие лежало у него в чемодане. Глупо было ходить с заряженным пистолетом по пансионату, охраняемому как королевская сокровищница в Тауэре. И это было отнюдь не образное сравнение.

Шарков остановился возле двери комнаты, которую занимал Карцев, и прислушался. Изнутри доносился приглушенный шорох, как будто мышь забралась в комок мятой оберточной бумаги и теперь пыталась оттуда выбраться. И, что удивило Шаркова, явственно тянуло табачным дымом, в то время как он ни разу не видел Карцева с сигаретой в руке.

Шарков зажал бутылку под мышкой и тихонько постучал.

Шорох за дверью затих – напуганная мышь затаилась. Но никто не ответил.

Ни одна дверь в пансионате не запиралась на ключ – это было требование Мастера. Должно быть, после двадцати лет, проведенных под замком, он испытывал подсознательный страх перед запертыми дверьми. Или же просто ненавидел их. Но все равно входить в чужую комнату без приглашения было неловко.

– Виктор! – Ловчий постучал еще раз. – Это Игорь Шарков. Ты там?

Разумеется, там. Где же еще ему быть?

– Виктор, черт возьми!..

Дверь не открылась, а лишь приоткрылась на ширину ладони. В щели появился настороженно вытаращенный глаз под дугой изогнутой черной брови. И – сдавленный шепот:

– Ты один?

– Нет, со мной тут группа захвата, – усмехнулся Шарков.

Дверь открылась чуть шире. Карцев выглянул наружу:

– Где они?

– Кто? – не понял Шарков.

– Те, кто пришел с тобой.

– Стать твою, Виктор! Это шутка!

Карцев уставился на Шаркова, как будто не понял, что он сказал. Глаза в красных прожилках, под глазами черные мешки, волосы всклокочены, трехдневная щетина на лице. Вид такой, будто он все эти три дня мучился бессонницей. И – застоявшийся запах табачного дыма и старых окурков.

– Я разбудил тебя? – Карцев не ответил. Шарков улыбнулся и позвенел бокалами о бутылку «Луи Редерер». – Давай просыпайся! Есть что отметить!

Продолжая держать дверь руками, Карцев сделал шаг в сторону. Шарков боком протиснулся в комнату. Карцев тут же прихлопнул дверь и провел пальцами возле ручки, словно ища замок.

В комнате царил серый, унылый полумрак. Плотные шторы на окнах были задернуты. Тусклым желтым пятном горела настольная лампа. Под ней стояла глубокая круглая пепельница черного пластика с горкой сыплющихся через края окурков. Рядом с дверью, у стены, стоял плетеный стул, на котором возвышалась куча грязной посуды – с десяток тарелок различного калибра и три чайные чашки наверху. В дальнем углу можно было рассмотреть незастланную, разворошенную кровать. Пол был усеян мелким мусором, включая все те же вездесущие окурки и пестрые обрывки упаковок от фастфуда. Комнату давно не проветривали, и, если бы едкая табачная вонь не перебивала все остальные запахи, смердело бы здесь омерзительно. А так просто нечем было дышать.

Шарков окинул Виктора взглядом, скорее придирчивым, нежели оценивающим.

– Ты участвуешь в эксперименте на выживание?

Вид у доктора Карцева был странный. И это еще мягко говоря. На нем был белый медицинский халат, далеко не первой свежести, с пятнами от еды и прожженный в нескольких местах, с закатанными по локоть рукавами, застегнутый всего на одну пуговицу и надетый, судя по всему, на голый торс. Снизу из-под халата виднелись синие брюки, измятые настолько, что совершенно потеряли форму. На правую стопу был надет безразмерно-широкий больничный войлочный тапок. Левая оставалась босой.