– У меня и в мыслях не было, – буркнул в ответ Шарков.

И это была чистейшей воды правда. Достаточно было посмотреть на то, как ходят агенты КВБ Дживз и Арчи – не ходят, а вышагивают, степенно и неторопливо, выбрасывая ноги вперед, одну за другой, в неповторимой походке дворецкого, знающего как чисто номинальную, так и подлинную цену себе и всем вокруг, вскинув подбородок с полнейшим осознанием собственного достоинства и гордо, как гусак, выпятив грудь, – или послушать, как они говорят – не просто тщательно подбирая слова, а тщательно взвешивая каждое из них на аналитических весах, прежде чем произнести, – чтобы понять, что не имеет никакого смысла пытаться объяснять им истинную суть вещей. Муромский проделал поистине виртуозную, мастерскую работу. Он не просто по-новому расставил приоритеты, а как будто вывел сознания агентов – или, уж лучше говорить теперь, бывших агентов? – на совершенно иной уровень. Ему удалось то, что даже не пытался сделать Комитет Вечной Безопасности: Дживз и Арчи подчинялись Мастеру не из страха, не из-за карьерных или финансовых соображений, а потому, что в этом для них заключался смысл жизни.

Придя к окончательному выводу, что толку от Дживза и Арчи как от агентов, приставленных к Муромскому, меньше, чем в попытке укусить самого себя за ухо, Шарков в то же время решил, что менять их не стоит. С новыми агентами Мастер проделает ту же самую операцию, благо рука у него набита. Вместо этого он предложил Бапикову снять в здании пансионата все скрытые камеры. Результаты видеонаблюдений подтверждали слова Мастера о том, что ему были известны все точки слежения и он мог их контролировать, так что работали они фактически впустую. Удаление же камер можно было преподнести Мастеру как жест доброй воли.

В ответ Бапиков задумчиво пожевал губы, после чего недовольно изрек:

– Думаете, он оценит этот ваш жест?

– Не знаю, – честно признался Шарков. – Но почему не попробовать? Нам ведь нужно наладить с ним нормальные взаимоотношения.

Бапиков сложил руки на груди и опустил голову, как будто хотел как следует рассмотреть мыски своих начищенных ботинок. Оттопырив нижнюю губу, он прижал ею верхнюю. Так он постоял с минуту.

– Альтер диктует нам свои условия, – сказал он, по-прежнему глядя вниз. – И мы пока не в состоянии переломить эту ситуацию. – Куратор резко вскинул голову и устремил взгляд на Шаркова. – А это необходимо сделать.

– Разумеется, – глазом не моргнув, ответил ловчий. – Поэтому нам нужно, чтобы он был уверен, что полностью контролирует ситуацию. И это не требует от него никаких усилий.

По губам Бапикова скользнула улыбка. Взгляд же по-прежнему остался холодным и колючим. Взгляд куратора был подозрительным – вот что! – понял Шарков. Бапиков не был уверен в том, что Шаркову можно доверять после того, как он близко пообщался с Муромским. Но если так, то доверять нельзя было вообще никому из тех, кто хотя бы взглядом встретился с Мастером. Странно было уже то, что Мастер вообще о чем-то разговаривал с ними, а не вкладывал свои приказы им в головы.

И в этот момент Шарков неожиданно понял, что Мастер вовсе не кривил душой и не рисовался перед ними, когда говорил, что пока еще не знает своей конечной цели. Потому что, если бы он точно знал, что ему нужно, его бы никто не смог остановить. Только сейчас Шарков по-настоящему осознал, что Алексей Муромский – это не просто суперальтер, а бомба замедленного действия, способная взорвать к чертовой матери весь этот дряхлый мир. Вот только он пока не знал, с чего начать. У него еще не было плана. Он делал лишь то, что считал нужным в текущий момент. А смысл текущего момента заключался для него в гедонизме. Пока. Что будет дальше? Очень интересный вопрос!

– Возможно, ты и прав, – медленно процедил сквозь зуб Бапиков, имея в виду вовсе не то, о чем думал Шарков, а то, о чем они говорили. – Завтра я пришлю техников, чтобы сняли камеры. Что ты собираешься делать дальше?

Шарков едва не рассмеялся в ответ. За те два дня, что ловчий провел в пансионате, он трижды встречался с Мастером. Два раза альтер вызывал его к себе. Во время первой встречи он захотел, чтобы Шарков рассказал ему о себе. Во время второй выразил недовольство, что от Бапикова все еще не поступили обещанные материалы, и как бы между делом спросил, насколько можно доверять куратору. Понимая, что Мастер легко и незаметно может забраться к нему в голову, чтобы удостовериться в правдивости его ответа, Игорь сказал, что плохо знает Бапикова, поскольку и сам не так давно с ним познакомился, но, по его мнению, с Юрием Станиславовичем можно работать, потому что он, во-первых, не нарушает данных обещаний, а во-вторых, не принимает необдуманных решений. Мастер коротко кивнул, и на этом разговор был окончен. Третий раз, случайно встретившись в коридоре, они лишь обменялись парой обычных в таких случаях, ровным счетом ничего не значащих фраз.

Вот и все.

И Бапиков хотел, чтобы после этого Игорь изложил ему план дальнейших действий? Конечно, Шаркову было приятно, что куратор имеет столь лестное мнение о его скромной фигуре. Но, черт возьми, он понятия не имел, что делать! Игорь понимал, что нужно разговорить Мастера, втянуть его в продолжительную беседу, по ходу которой можно будет прозондировать различные темы, понять интересы альтера, определиться с его антипатиями и в соответствии с этим выбрать направления для дальнейшей работы. Тут ничего не надо придумывать самому. Это – классика. В академии об этом говорили на первом курсе. Но все, что там говорили, относилось к обычным людям, а не к альтеру, который роется в твоей голове, как в ящике письменного стола, раскидывая по сторонам мусор и выискивая то, что ему нужно. Игорь не мог даже придумать тему, с которой можно было бы подойти к Мастеру. Не говорить же с ним, в самом деле, о тяжелой судьбе альтеров? О том, что людям и альтерам давно пора наладить нормальные взаимоотношения? Да нет же, это будет звучать как откровенное лицемерие! Спортом Мастер, похоже, совсем не интересуется. Погода? Ну, это уж вовсе глупо. Единственным увлечением Мастера, о котором было известно Шаркову, являлись книги. Альтер заказывал их по каталогам издательств и проглатывал по несколько штук в день. Проблема заключалась в том, что в этой области Шарков был почти что профаном. Он просто не мог взять в толк, как люди умудряются получать удовольствия, читая бесконечно длинные вереницы слов, сплетенных в нити, которые в свою очередь свивались в петли и завязывались в узлы?

К тому же – самому себе Шарков не боялся в этом признаться – ему было не по себе в присутствии Мастера. Да какое там не по себе! Шаркову было страшно представить себя на месте Дживза или Арчи. Страшно в первую очередь от того, что ты ведь сам даже подозревать не будешь о тех изменениях, что сотворит в твоей голове Мастер. Кто его знает, может быть, он и сейчас уже не такой, каким был прежде, хотя и уверен, что с ним все в порядке и он всегда был таким.

Где те критерии, сверившись с которыми, можно было бы облегченно вздохнуть и с уверенностью сказать: да, со мной все в порядке! Нужно бы ребятам из подразделения «М» придумать какой-нибудь датчик, вроде дозиметра, взглянув на который, можно было бы понять, все ли у тебя в порядке с головой или нет. И как долго тебе еще можно находиться в обществе Мастера без ущерба для психического здоровья? Без этого общение с Мастером здорово смахивало на гопак на минном поле. Как по технике исполнения, так и по возможным последствиям.