Тепло наконец-то проникло в Толика, и он начал засыпать. Чтобы не упасть головой в кирпичи, стал вяло водить по себе мочалкой. Вода показалась обжигающей. Мать продолжала говорить. Он слышал и не слышал. Всё плыло, как в тумане.

– Я ж понимаю, не хочется девок в беде бросать, но это не их беда. Передали им её. А куда ж ты против чёрта попрёшь? Он пока своё не возьмёт, не успокоится. Девки-то тоже непросты. Раз так долго сопротивляются, придумали что-то.

Толик клонил голову к коленям. Что-то здесь было не совсем так, как говорила мать. На Иринку проклятие перешло, теперь она мечтает соединиться с утопленником. Но без Толика на берегу не появляется. Чёрту две смерти завсегда лучше, чем одна смерть. Но фиг ему, а не первый приз. Интересно, как баба Света столько лет спасалась? Её никто никогда на берегу не видел. Дальше крыльца не ходила. За дом держалась, стены родные её прикрывали? А Иринку почему не держат? Потому что не родные? Или потому, что просто время пришло?

Он не помнил, как выбрался из печи, как оказался завёрнутым в широкое махровое полотенце. Обнаружил себя уже в кровати. От наволочки вкусно пахло свежестью. В голове сразу стала плескаться вода, та самая, в которой раньше выполаскивали бельё.

На берег, надо сходить на берег. Там все разгадки. Онега древний зверь, выведет, спасёт. Онега не подводит, это свой брат.

Толик вынырнул из бредового жара, испугавшись, что опять в озере, что ищет упавшую на дно Иринку и не может найти. Запах воды от подушки. Нет, он дома. Только жарко. Почему так жарко? Надо выйти на двор, дохнуть свеженького. Толик безвольно перекатил тяжёлое тело на бок и устал. Какой двор? Он еле шевелится. Чтобы всё прекратилось, около дома бабы Светы надо оцепление поставить, чтобы мышь не проскочила. Окна заколотить, на дверь замок повесить. А на трубу…

Толик задрал голову, чтобы посмотреть, как из трубы на метле вылетает кто-то. Всё это напомнило мультфильм. И он усмехнулся. Мультфильм. Сказка. Бред. Он подтянул под голову подушку, упёрся в её прохладу горячим лбом. Жарко, ему было жарко. Скинул одеяло. И тут показалось, что в окно стукнули. Это за ним! Это Ритка. Зовёт куда-то. Приподнялся на локте.

За окном стояли серые сумерки. Они вползали через крестовину рамы, стелились туманом.

Нет, он не пойдёт никуда. Дома, дома. Денёк. А потом праздник. Всё село выйдет. От Кижей придёт корабль. Объявят старт регаты. Будет звучать музыка. Мать пойдёт танцевать кадриль. Он не видел никогда, как она танцует, но танцует наверняка легко, притопывая каблучком по деревянному настилу сцены. Юбка в резком повороте танца развевается.

Стучат каблучки уже внутри Толика, прямо в виске, сводит скулу от боли. Туп-туп, – отдаётся во всём теле. Это танцуют заонежскую кадриль, звонкую, весёлую.

– Дома он! – ворвалось в его сознание внезапное, и дробь ссыпалась горохом, танцоры убежали. – В жару всю ночь прометался. Три наволочки ему сменила.

– Так, а как же… – тянул знакомый голос, и Толик сразу представил Ритку, стоящую на одной тощей ноге, эту самую ногу другой ногой почёсывающую.

– Да какая съёмка! – воскликнула мать. – Болеет он. Иди отсюда, балабошница!

– А Наташа…

– Да гори проклятым огнём эта Наташа с её идеями. Бери костюмы, и снимайтесь сколько влезет! А Толя сегодня дома.

– Привет!

Толик приподнял голову от подушки. Ритка стояла на пороге в куртке поверх сарафана и в огромных сапогах на голую ногу.

– Ты чего? – спросила она, балансируя на приступке.

– А ты чего? – удивился Толик. Голос был хриплый.

– Мы сниматься идём, – гордо сообщила Ритка. – Погода хорошая.

Толик глянул в окно. Солнца не было, но заметно развиднелось, отчего дом наполнился долгожданным светом. Это было удивительно. А ещё удивительно было, что стол, где вечно стояла машинка и где всегда был ворох тканей, сейчас оказался убран. Ни машинки, ни ткани.

– Наташа всех звала, – Ритка щёлкнула языком, словно что-то во рту перекатила.

– Иди, говорю! – крикнула мать, отгоняя Ритку полотенцем, ткань взметнулась над её плечом. Но Ритка даже головы не повернула, только склонилась, ковырнуть заросший старый расчёс на коленке. Она с явным удовольствием поддевала ногтем запёкшуюся ранку и смотрела на Толика. А Толик смотрел на неё.

– Так он не спит, – вдруг сообразила Ритка.

– Сейчас не спит, потом уснёт, – не сдавалась мать. – Он болеет.

– Ты болеешь? – спросила Ритка.

До этого вопроса Толик был уверен, что болеет. Ведь только болезнью можно было объяснить, что мать не сидит за работой, что за окном день, а он всё ещё в постели. Но сейчас и мысли о болезни не было. Он очень хорошо себя чувствовал. Прям совсем хорошо. В теле только лёгкость была непривычная. Словно он воздушный шарик и сейчас взлетит.

– Ну, как бы да, – протянул Толик.

– Не похоже, – прищурилась Ритка, вытащила правую ногу из сапога, дотянулась до пятки и принялась с наслаждением чесать.

– Я кому сказала? – опять появилась у неё за спиной мать.

– Ну ладно, – сдалась Ритка. – Всё равно делать нечего. Света-то нет.

Она скользнула мимо матери. Тяжёлые сапоги пробухали через кухню.

– Мы у Куликовых в коровнике снимаемся! – крикнула она напоследок.

Хлопнула дверь. Толик приподнялся на локте, но в окно Ритку не увидел – через калитку она побежала не к центральной площади, а куда-то наверх. Соньку позовёт. Толик приподнялся ещё больше, вдруг повезёт увидеть, как она бежит.

– Даже не думай! – подошла к кровати мать. Пощупала его лоб. На лице мелькнуло удивление. – Ладно, сейчас чай тебе сделаю с травками. Электричества и правда нет. Как вчера в ночи вырубили, так тишина. Вроде и сильного ветра не было, а сейчас так вообще распогодилось. Но свет всё не дают. Я и машинку убрала, что она будет на столе пылиться?

Толик откинулся на спину. Машинки нет не из-за него. Это уже хорошо. Он отлично выспался. В организме никакой простуды. Так зачем ему лежать?

– Только попробуй встать! – напомнила мать, выходя на кухню. – Я тебе сказала, один день.

Толик взбил кулаком подушку. Ну ладно, день. День полежать ему не трудно. За день что угодно можно потом у матери выпросить. Хоть карго, хоть куртку. Подушка собралась неудобным комом. Толик заворочался, теряя одеяло. А почему электричество-то вырубили? Где провод порвался? Это значит, мастера приедут, чинить будут. Вот бы у них в селе чинили. Он бы сходил посмотреть, ребят позвал. Вспомнил, что звать некого, все заняты на фотографиях в коровнике у бабы Вали.

Повернулся на другой бок и стал думать, чем себя занять. Вспомнил про фильм. Дотянулся до стула. Телефон сообщил, что заряда у него осталось чуть и не мешало бы воткнуть шнур в розетку. Толик взял зарядку и замер. Электричества-то нет. Так, фильм на время откладывается. Звонки Коляну с Игорьком тоже. Хотя что толку им звонить? Колян на съёмках. Если его батя отпустил. Да и Игорёк скорее всего уже там. Съёмки не озеро, там утопленника не встретишь. Ему бы позвонить… Толик покрутил телефон в руке и сунул под подушку. Лежание на кровати стало ещё неудобней, подушка превратилась в каменную. Пришлось сесть.