— Как и все мы тут… Ну, давай-ка работать, иначе… После смены поговорим.

Невозможно было осознать такое. Я — труп? Да, нет — я же шевелюсь, хожу, дышу. Но почему мне так неудобно с нижними руками? Что-то… раньше, вроде, у меня было только две руки… что-то вспоминается… Нет, невозможно…

— Да ты выгребай нижними руками! — советует сосед, — а верхними — копай, они сильнее. На хвост сильнее обопрись, так устойчивее!

Я постарался сосредоточиться на работе. Мягкая порода рассыпалась в пальцах. Никаких зернышек-песчинок не наблюдалось. Значит так: я умер и теперь, как и все, кто здесь работает, — труп? Но я же не был трупом! Кто же я? Зомби? — откуда выплыло это слово? Что такое зомби? Нужно постараться вспомнить. Нужно тренировать свою па…

— Осторожно! Копай быстрее, Ранк идет! — прошептал сосед, но он опоздал с предупреждением.

Острая боль взметнулась от спины к шее, голове, мозгу.

— Мне кажется, ты плохо работаешь! — прорычало чудовище, поигрывая хлыстом.

Я как бешенный, заработал всеми руками. Что-то мелькнуло. Как я это увидел, среди множества подобных песчинок? И откуда я знаю, что это именно то, что нужно искать? Я держал в пальцах комок света. Так, во всяком случае, мне казалось. Песчинка светилась, как маленькая звездочка. Я вспомнил, что когда сосед так же поднял свою находку — она и не думала светиться. А, может, все же светилась? Для него! А моя — для меня? Раз уж мы их ищем, нас наверняка снабдили механизмом поиска…

Норму мне удалось выполнить. И хмурые чудовища вокруг меня — мои товарищи по несчастью — одобрительно кивнули, когда я показал им свои пять светящихся зернышек. На ладонях других, как я и предполагал, зернышки не светились.

Мы гуськом побрели по тоннелю сдавать сокровища. Влево и вправо отходили тоннели поменьше. Над головами всегда были яркие лампы. Я оглянулся, пытаясь запомнить дорогу. Пещера, где мы работали, была довольно большой. В верхней точке ее свода сияла огромная, как солнце, круглая и плоская лампа. Вдоль стен уже копошились хвостатые чудовища с четырьмя руками — новая смена.

— Тебя как звать? — со мной поравнялся недавний сосед.

— Звать…? — я задумался. Как-то меня, помню, звали…

— Не помнишь? Ладно, будешь зваться Увалень — очень уж медленно работаешь. А я — Храп. Когда сплю — издаю какие-то, говорят, звуки. — Сосед, казалось, был настроен поговорить.

Мы двигались по переходам, в которых я уже давно перестал ориентироваться. Проходили через рабочие пещеры, вроде той, где отработали смену, взбирались по довольно крутым лестницам, то и дело сворачивали в боковые ответвления.

— Как же мы найдем дорогу обратно?

— Да ты об этом не беспокойся! Отведут. А потом и сам научишься дорогу находить. Научишься многому. Время есть.

— Послушай! — заторопился я, — расскажи толком. Мы где?

— Мы? Можешь считать, что в Аду. Ты, как я понял по некоторым фразам, — с Земли?

— Да. А тут… Что это за планета? — я задавал вопросы, но переварить, принять, поверить, что мы все тут — грешники, после смерти, попавшие в Ад — не мог. Мозг просто отказывался признать очевидное.

— Что это за планета, я не знаю. Да нам и не надо лишнее знание. Только тоска… Я вот, тоже с Земли. Это я вспомнил. И еще кое-что. И теперь тоскую…

— А другие? Они откуда?

— Из разных мест… Вселенная большая и в ней полно тех, кто не вышел рылом для того, чтобы заселять планеты. Чтобы жить там, наверху, разводя сады и плодясь, как кролики!

Наконец мы дошли, как я понял, до нужного места. Огромная пещера. Лампа на далеком своде светит так, что приходится постоянно щуриться. Несколько длинных очередей. Мы пристраиваемся в хвост одной из них. Впереди раздаются душераздирающие крики.

— Наказывают нерадивого, — равнодушно сказал Храп, — из-за таких только задержки. Потом еще всю бригаду пороть будут.

— Слушай, я помню, что у меня было другое тело… — начал я.

— Тут всем дали тела, наиболее приспособленные к делу, наиболее функциональные.

— Ну, хорошо, — я попытался сосредоточиться. Мешали крики. Теперь орали сразу несколько истязаемых существ. — Хорошо. Я умер и попал в Ад. Он, что — существует?!

— Ну, ты и сказал, — Храп оскалил в усмешке желтые клыки, — он, как видишь, существует!

— Стало быть, есть загробная жизнь, — сделал я вывод. Действительно, что-то туго ворочались у меня мысли после смерти.

— Сам видишь…

— Ну, а если есть Ад, — продолжил я рассуждения, — то должен быть и Рай! Так?

— Так, так, — проворчал Храп, — только ты туда не попадешь, раз уж попал сюда.

— Ну, а что там? В Раю? Ты знаешь?

— Да брось ты эти идиотские понятия — рай, ад! Мы просто выполняем самую трудную и грязную работу! Мы, вот, работаем на добыче. Кто-то расчищает планеты — готовит для заселения — изменяет ландшафт и частенько попадает на корм зверям. Кто-то с этими зверьми, часто невидимыми, бьется. Дел хватает! Это черновая работа, трудная, опасная, мучительная, но необходимая. Тут ты столько боли вытерпишь, столько тел износишь, столько раз погибнешь, что это действительно, получается библейский Ад. Ну, а потом поверхность подготовленной планеты будут заселять… другие, не мы. Те, кто…

— Кто? Праведники? Они будут жить в Раю? В Эдеме? — Храп угрюмо молчал. — А по каким признакам их отбирают?! Почему не мы?!

— Я не знаю, как их там отбирают, — сказал, наконец, мой товарищ по несчастью, — ничего не приходит в голову, кроме, так называемых, библейских истин: кто грешил — того в Ад, а кто нет — в Рай. Но это, по-моему, как-то очень уж примитивно…

Очередь двигалась крайне медленно. Неужели они там, не могут, черт возьми, поставить больше приемщиков?!

— Ну, а ты давно тут? — пытаюсь я узнать о сроках, этих каторжных работ, хотя ответ уже ясен.

— Давно… очень… — тихо говорит Храп. — И как видишь, кое-что узнал! Да только толку от этих знаний…

— А что мы тут добываем?

— Черт его знает, как оно называется, это вещество — да и зачем оно, название — но