вселенной и, в частности, нашего мира. Знаю так же, что вопрос был именно об этом.

Самолет затрясло. Несколько раз ощущалась невесомость, что означало, провалы лайнера в воздушные ямы. За иллюминаторами была уже полнейшая темень, но спать не хотелось — разговор с индийцем меня заинтересовал.

— Ну, хорошо, — примирительно начал я, — вы можете тогда сказать мне кто такие Кураторы?

— Конечно, — тонко улыбнулся мой попутчик, — Кураторы… их функция ясна из названия, хотя название это придумал один мой ученик из России. Сами себя они Кураторами не называют.

Вот так номер! Значит, судьба столкнула меня с тем самым учителем Вадима, о котором он писал в тетради! Именно он, как я понял, просветил моего бедного друга относительно существующего порядка вещей. Порядка, по мнению Вадима, ужасного.

— Вадим, тот самый ученик из России, был моим другом, — грустно сказал я, — он, вероятно погиб…

Индиец пристально смотрел на меня темно-карими глазами. Интересно, сколько же ему лет? На вид — лет пятьдесят. А на самом деле?

— Так значит, это вы направили его в пещеру с мумией?

— Я, — гуру был серьезен, — и должен сказать, что он с честью выдержал испытание!

Ну, хорошо, быстро прикинул я, возможно, этот гуру расскажет мне сейчас то, что рассказал Вадиму. Поверю ли я? Смогу ли безоговорочно поверить, как поверил мой друг? Приведет ли он доказательства, а если приведет, то не подобные ли тем, что я читал, когда увлекался йогой? Например, доказательство бессмертия души, сознания, человека. Попробуйте, говорили учителя, представить себя мертвым. Не просто лежащим в гробу, а именно мертвым — несуществующим. Представьте, что вас нет. Вы не сможете. Можно представить, что вы болеете, умираете, но представить полное исчезновение своей личности невозможно! А значит — личность бессмертна! Меня, помню, здорово покоробило такое «доказательство». Мало ли что наш слабый мозг не может представить?! Например, мы не можем представить бесконечность вселенной. Просто мозг наш привык к конечным величинам. Стало быть, следуя этой логике, можно считать доказанным, что вселенная конечна?

Словом, к теориям учителя, нужно будет отнестись с известной долей скепсиса.

— Ну, хорошо. О Кураторах, как их называл Вадим, — я наклонился ближе, — они кто — боги?

— Богов нет, в том понимании, в котором …

Резко взвыли турбины, самолет вновь затрясло. Пассажиров стало бросать друг на друга. Послышался взволнованный голос стюардессы:

— Просьба пристегнуть ремни и сохранять спокойствие. К сожалению, наш самолет попал в зону турбулентности.

Огромный лайнер бросало из стороны в сторону. Вряд ли тут дело в турбулентности…

— Так кто же они? — прокричал я на ухо учителю.

— Это группа, которую Галактическое сообщество обязало выполнять работы по…

Крики встревоженных пассажиров заглушили дальнейшие слова гуру. Самолет падал. Турбин слышно не было. И — ощущение невесомости. Желудок поднялся к самому горлу. Сколько нам осталось — минут пять? Или меньше?

Индиец, на фоне истеричной толпы, выглядел богом — абсолютное спокойствие, слабая улыбка, легкое пожатие плеч, дескать, что ж делать? Не успеем, к сожалению, закончить разговор.

Паника в салоне все нарастала. Визжали женщины, вопили мужики, многие бросились к кабине пилотов. Интересно, какая она — смерть? Впрочем, как я уже знал, представить ее невозможно. Вероятно, будет сильный удар, молнии из глаз, и темнота. Не темнота — темнота, это когда глаза закроешь, или свет выключат! Будет полное отсутствие всего.

— Скажите, хотя бы, — кричу наставнику в ухо, — смерть — это конец?!

Было неясно — услышал он меня или нет. Легкая, чуть усталая, улыбка и безмятежное спокойствие. И через некоторое время четкий, громкий ответ:

— Нет!

Дальше все было так, как описывали в газетах и журналах те, кто пережил клиническую смерть. Взгляд со стороны на дымящиеся остатки самолета, затем темный тоннель и свет в конце. Миг — и я растворился в этом свете.

Когти мягко вошли в породу. Посыпались комья и со всех сторон зашипели:

— Ты, что — хочешь, что бы нас из-за тебя наказали? Легче ковыряй, легче! Когти выпускай, только если порода твердая, да и то, не так сильно. Расколешь — всем порка!

— Что тут происходит?! — раздался за спиной мощный рык, — один из вас плохо работает?!

— Нет, нет, все в порядке, — ответили сразу несколько голосов, — норму выполним!

— Смотрите у меня!

Я с ужасом наблюдал, как огромный, шипастый монстр — очевидно, надсмотрщик, поковылял прочь.

— Послушай, — обратился я к соседу, который, разгребая землю, ловко орудовал всеми четырьмя руками, — я тут, в пещерах, новенький. Расскажи, хотя бы, что мы ищем.

— Рассказать? — сосед состроил хитрую рожу, — а что я с этого буду иметь?

— Ну… ты же говоришь, что накажут всех, если я буду плохо работать. А как же мне хорошо работать, если я ни черта не понимаю?! Так что, ты будешь иметь отсутствие наказания.

— Ну, ладно, — сосед переварил мою логику, — вот смори… как раз…

Он с величайшей осторожностью извлек из рыхлой породы маленькую песчинку. Внимательно осмотрел ее, повернувшись к огромному светильнику, заливающему всю пещеру ослепительно-белым светом.

— Вот! Запоминай — вот что мы ищем. И если не найдет каждый из нас за смену по пять таких зернышек — накажут всех. Но провинившегося, естественно, сильнее. А ты знаешь, как Ранк умеет пороть? Он только руки тебе сбережет, а с остальной части тела всю шкуру спустит.

По всей вероятности, Ранк — это то чудовище с удлиненной конечностью в виде хлыста. А ищем мы какой-то редкий минерал или металл, словом, полезное ископаемое. И если я не хочу порки, я должен стараться.

— Слушай, я ничего не помню. Где мы находимся? В шахтах?

— Не помнишь? — сосед глянул на меня долгим взглядом, — тут все поначалу такие — с очищенной памятью. Тут тебе старые воспоминания не нужны. А хоть что-то помнишь?

— Вроде, в самолете летели… Разговаривал с каким-то индийцем… не помню о чем…

— Так ты, стало быть, разбился! А я — утонул. Если будешь очень стараться — память немного вернется. Кое-что вспомнишь.

— Подожди, подожди, — я похолодел, — так я умер?