стечению событий и забыть про него. Поэтому я продолжаю дышать и жду, пока число двадцать три оставит меня в покое.

Срываться нельзя. Не сейчас.

…

Из лифта мы попадаем в длинный коридор с точно таким же потертым шахматным линолеумом.

На втором этаже так же тихо, как и в фойе. Люди, если они где-то есть, не издают ни звука.

Мы медленно проходим по коридору; шаги отдаются от стен эхом. Двери офисов открыты, но внутри пусто – ни мебели, ни телефонов, вообще ничего. Судя по пыли, поднимающейся из-под ног, здесь давно никого не было.

В конце коридора мы поворачиваем направо и попадаем в точно такой же: тот же линолеум, те же пустые офисы с обеих сторон. Отличие только одно.

Закрытая дверь в самом конце.

Она похожа на дверь, ведущую в офис частного сыщика из нуарных фильмов. На ней виднеется надпись, то ли наклеенная, то ли вырезанная через трафарет: «Канцелярия» шрифтом Футура. А под «Канцелярией» – номер. Двадцать три. Ну разумеется.

Мы с Хлоей переглядываемся. Она, приподняв бровь, улыбается – и берется за ручку. Дверь открывается.

Мы входим внутрь и включаем свет.

Кабинет маленький: всего пара квадратных метров. Слева от двери – два широких окна, занимающих всю стену. Чего-чего, а канцелярии тут точно нет. Справа от нас, прямо напротив окон, стоят три металлических офисных шкафа со старыми книгами, в основном по индустриальному дизайну. Между книгами – маленькие растения в горшках. Живые.

Значит, за ними ухаживали.

В самом центре кабинета располагается маленький низкий столик из тикового дерева с таким же стулом. На столе – старый компьютер. Без логотипа, но похож на восьмибитный компьютер семидесятых, Commodore VIC-20. Слева от него стоит кассетный магнитофон, а справа – древний бежевый ЭЛТ-монитор.

Хлоя садится за стол, а я включаю компьютер и монитор.

Магнитофон на самом деле оказывается древним накопителем Datasette, хранящим данные на магнитофонных кассетах. Что-то подобное попадалось мне в магазине винтажных устройств в Нью-Йорке, только здешний накопитель отличается от магазинного. Точнее, у него другая клавиатура.

С первого взгляда она кажется обычной – стандартные цифры, стандартные буквы; только на передней части высоко выступающих клавиш напечатаны два мелких символа: буква неизвестного мне языка и геометрическая фигура. На клавиатуре компьютера VIC-20 тоже есть символы, но другие. Эти напоминают скорее письмена из алхимического или оккультного трактата, но, может, просто остались от какого-нибудь старого языка программирования; понятия не имею.

Компьютер загружается. Я приседаю на пол рядом с Хлоей, и мы вместе смотрим на экран с мигающим курсором и словом «Старт».

Мы вспоминаем и вводим пару команд из Бейсика – это тоже язык программирования, – но они не подходят.

Тогда я пробую кое-что другое: пишу «Хейзел» и жму на ввод.

Ничего не происходит.

Я меняю «Хейзел» на «Кролики».

Монитор гудит и мигает, а затем экран ярко вспыхивает. Мелькают картинки, что-то начинает загружаться; проснувшиеся колонки на кассетном накопителе потрескивают.

Вдруг на экране появляется цветное видео: запись какой-то пресс-конференции.

Посреди низкой сцены возвышается стойка. Вокруг расхаживает толпа журналистов, ожидающих прибытия докладчика.

Несколько секунд спустя из толпы на сцену выходит высокая худая женщина лет тридцати. Она целенаправленно направляется к стойке, и по залу разносится ее уверенный звучный голос с сильным британским акцентом:

– Сейчас министр Джессельман сделает краткое заявление, но отвечать на вопросы не будет. Их можно будет задать на завтрашнем брифинге. Всем все ясно? – Журналисты отзываются недовольным ворчанием и стонами; у них явно было много вопросов.

Из-за того, сколько народа столпилось в зале, непонятно, чему посвящена конференция и куда надо смотреть. Что случилось с министром Джессельманом? Он замешан в каком-то скандале? Хочет баллотироваться в президенты? Или ждали вообще не его, а кого-то другого?

Наконец, словно услышав мои вопросы, к трибуне подходит представительный седовласый мужчина в синем дизайнерском костюме.

– Доброе утро, дамы и господа, – откашлявшись, приветствует он. – Сегодня я хотел обсудить с вами законопроект о чистой энергии, который, как вы знаете, не прошел первое чтение, а также меры, которые необходимо предпринять, чтобы его вынесли на повторное рассмотрение. Однако, боюсь, с этим придется повременить. У меня есть для вас но- вость.

И с этими словами министр Джессельман спокойно тянется во внутренний карман пиджака и достает короткоствольный серебристый револьвер.

Мгновенно воцаряется хаос: люди кричат, пихаются и наступают друг другу на пятки, пытаясь отбежать от сцены, но Джессельман на них даже не смотрит. Он поворачивается к камере, как-то странно грустно улыбается и произносит:

– Дверь открыта.

А потом спокойно подносит дуло к подбородку, с громким щелчком отводит фиксатор и нажимает на спусковой крючок.

Темно-красный фонтан крови выстреливает из затылка, забрызгивая все вокруг. А затем видео заканчивается – экран гаснет, и динамики магнитофона смолкают.

– Господи, – говорит Хлоя.

Я пытаюсь ответить, но не могу. Во рту пересохло, перед глазами все расплывается. В голове шумит статика, и меня переполняет знакомый покалывающий гул, словно к затекшей конечности вдруг прилила кровь.

Серое чувство.

Хлоя достает телефон и ищет министра Джессельмана в интернете. Мигом всплывают десятки статей. Видео оказывается не пережитком прошлого, записанным на магнитную ленту древней компьютерной системы. Про него трубят во всех новостях.

Это не запись. Мы смотрели прямой эфир.

Вдруг экран снова мерцает.

Но вместо пресс-конференции на нем отображается текст. Римские цифры и соответствующие им имена.

Круг.

Только он отличается от тех, что мы видели раньше. Он не заканчивается десятым пунктом – последней в нем идет цифра XI.

Оглянувшись на Хлою, я достаю телефон и пишу Барону. Два слова, одна картинка. Полотенце, висящее на крючке. И подпись: «Позвони. Срочно».

Ведь одиннадцатая игра только что была официально открыта.

ИГРОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ: ОФИЦИАЛЬНОЕ ОБРАЩЕНИЕ ХЕЙЗЕЛ

(Аутентифицировано через блокчейн)

Как играть? Обращать внимание на несоответствия и искать зацепки; искать зацепки и обращать внимание на несоответствия. Играть легко; куда сложнее понять, что играешь. Вступительного взноса нет, никуда записываться не надо, справочного руководства не существует, а ответственные за игру молчат. Так как узнать, что вы в игре?

Хорошая новость: если вы играете в «Кроликов» – действительно играете, к счастью или несчастью, – то рано или поздно поймете. Начнете замечать странности. Изменения. Парадоксы.

Но в первую очередь – окружающую опасность.

Хейзел 8

.–.–..–.–…–…. –.–..–.–..–… –..– –……–5

15. У нас тут и так небольшая локальная задница

– Я волнуюсь за Барона, – говорю я.

Время перевалило за половину одиннадцатого вечера, и Хлоя пошла закрывать зал игровых автоматов. Прошло уже больше суток,