Сглотнув, я смотрю на него исподлобья и спрашиваю с вызовом:

— Хочешь детей?

Вопрос меня саму задевает за живое, а Зотов… я не успеваю получить его ответ, ведь, растопырив пальцы на руках, Маруся сообщает:

— У меня будет десять детей! Я поженюсь с Максимом. У меня будет пышное платье…

Марк улыбается, глядя в свой кофейный стакан, а я понимаю, что слишком сильно ждала его ответа, и теперь он не будет давать мне покоя.

Маруся не может устоять на месте, когда выбираемся из кабинки, попадая в гущу хаотичного движения. Между людьми носится детский хоровод во главе со Снегурочкой, к которому моя дочь на несколько минут присоединяется. Мы с Марком остаемся наблюдать за змейкой у торговой палатки, но потом он оставляет меня одну и возвращается через минуту с горячей кукурузой в руках.

От его заботы я чувствую себя будоражаще странно, потому что слишком привыкла быть на обратной стороне. Привыкла быть тем, кто заботится, а не наоборот. О Марусе и о своем отце. Семь лет назад заботу Зотова я принимала безоговорочно, сегодня — не знаю, что мне с ней делать. Что делать с ним и его выкрутасами, которые сводят меня с ума последние пять дней?!

Маруся возникает рядом, как маленький смерч, наперегонки с Марком сметает свою кукурузу, а потом наворачивает круги вокруг новогодней елки.

Все дорожки в этом парке так или иначе приводят на каток. Пока я сбрасываю Тане сообщение с информацией о своей локации, Марк берет в аренду коньки для себя и Маруси, я же слишком устала за день, чтобы соваться на лёд.

Решаю остаться у бортика и подождать подругу.

Присев на корточки напротив скамейки, помогаю дочери обуть коньки, пока Зотов обувает свои.

— Ого! Какие большие! — восклицает Маруся, глядя на коньки Марка. — А какой у них размер?

— Сорок шестой, — сообщает Зотов.

— Ого! А такие бывают?! Мам! Мама! У Марка сорок шестой размер! — сообщает мне, захлебываясь эмоциями.

Закусив губу, я прячу от нее глаза, а потом с замиранием сердца наблюдаю, как дочь вкладывает свою одетую в варежку ладошку в ладонь Марка и он помогает ей спуститься на лед, после чего, расстегнув парку, ступает на него сам.

Это его стихия.

У него и правда безупречная координация, а его тело двигается с энергией и отточенной техникой, даже когда он делает элементарные движения ногами, разгоняясь. Сделав вокруг Маруси круг, от которого даже мое сердце заходится от адреналина, он заставляет ее визжать и хохотать, после чего подхватывает под мышки и разгоняется вместе с ней, везя ее между своих ног, как пищащую от восторга куклу.

Она такая маленькая рядом с ним, а он… осторожен…

От его пируэтов мое сердце то останавливается, то срывается в галоп, но я доверяю ему, даже не сомневаясь, что он полностью контролирует ситуацию и скорее умрет, чем вернет мне моего ребенка НЕ в целости и сохранности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ну надо же… — слышу язвительный смешок за спиной и резко оборачиваюсь. — Где бы еще встретились?

Глаза Власова исследуют меня с ленью, губы кривятся.

На нем пуховик до колен, на голову наброшен капюшон, но мне не нужно всматриваться в него сильно, чтобы понять — он пьян.

Я ненавижу соприкасаться с ним таким и делаю шаг назад, врезаясь спиной в бортик катка. Заметив это, Родион хватает меня за запястье и больно сжимает.

— А где привет? Давно не виделись, любимая.

— Отпусти, — выдергиваю руку.

— Че еще за хер в красной шапке? — кивает мне за спину.

— Власов, иди куда шел, — шиплю. — А лучше иди проспись.

— Родь, погнали! — кричит ему один из приятелей, которые небольшой кучкой топчутся в стороне. С ними пара хохочущих девиц, и на вид им даже двадцати нет.

— Че, мужика себе завела? — злой, он хватает меня за плечо. — Я что-то не припомню, чтобы у меня разрешение спрашивали. Я против, чтобы рядом с моей дочерью ебари твои крутились, поняла, Баум?

Я слишком хорошо помню, что бывает, когда он такой. Я помню, что Власова лучше не злить, когда он пьян, иначе его станет слишком много, а я не знаю, как ему такому сопротивляться, ведь он сильнее. И не только физически.

— Мне больно, отпусти, — говорю хрипло, стараясь не кричать.

— Отпусти. Ее. — Слышу за спиной угрожающий голос и зажмуриваю глаза.

Глава 24

— Мы разговариваем, — усмехается Власов. — Не видишь? — нахально выгибает брови.

— Вижу. Отпусти. Ее. — Жестко повторяет Марк.

Повернув голову, смотрю на него, и состояние моего сердечного ритма близко к ста двадцати ударам в минуту!

Стоя за бортиком прямо у меня за спиной, Зотов смотрит на Родиона без шуток, и его пристальный, как сканер, взгляд изучает Власова. От этого мой пульс частит еще сильнее, ведь они никогда не были знакомы. И они будто из разных вселенных, ни в чем не похожи.

— Все нормально… — в панике пытаюсь затушить нарастающий конфликт. — Я сама разберусь.

Зотов не двигается с места и никак не реагирует.

Его поведение было очевидным еще до того, как я раскрыла рот, на что я вообще рассчитывала?!

— Пусть отвалит, — смотрит на меня Родион. — Это семейные дела.

Марк переводит глаза с него на меня, и они опасно сощурены. Своим взглядом я мечусь по катку в поисках Маруси и вижу ее яркую куртку возле противоположного бортика. Дочь в компании своего друга Максима, и они заняты разглядыванием чего-то в его руке под присмотром отца мальчика.

— А он у тебя тупой, да? — слышу ядовитую ухмылку Власова, на которую реагирую моментально, выкрикивая:

— Заткнись! — Вскипаю, глядя на него.

Будто очнувшись, наконец-то выдергиваю руку из его хватки, но Власов снова хватает меня за рукав.

Между мной и Родионом вклинивается рука Зотова, и это происходит мгновенно. Марк хватает его за распахнутый воротник куртки и дергает на себя рывком, а потом ударяет по носу Власова своим лбом.

Отпрыгнув в сторону, слышу кошмарный звук удара и хруст, а после вопли девиц за нашими спинами.

— Марк! — взвизгиваю, прикрывая ладонями рот.

Разжав кулак, в котором была зажата куртка Власова, он позволяет тому свалиться на снег к моим ногам, но я не смотрю на Родиона. Я смотрю на Зотова, с ужасом боясь обнаружить на его лице какое-то повреждение. Кроме танцующих желваков и почерневших глаз, я не вижу никаких увечий и спешу нанести их ему сама: не сильно толкаю в грудь и срываюсь на сиплый крик:

— Ты что натворил? Тебя