сам в этом виноват.

Простить себе смерть матери Драко так и не смог. Да, он не был виновен, но его не было рядом, когда она умирала. Он не знает о её последних словах или желаниях, о том, простила ли она его за бесконечные отсутствия или до самого конца гневалась, что он снова пропустил семейный ужин. Его не было рядом. Он даже не знал о её проблемах со здоровьем. Хороший сын, ничего не скажешь.

В погоне за призрачным шансом ещё хотя бы раз увидеть отца, он добровольно сбегал от матери. В итоге, потерял обоих.

Официально, он самый паршивый сын года. Многих лет, на самом деле.

Нежное прикосновение к щеке вынудило Драко поднять глаза. Карие омуты Грейнджер были полны невысказанных слов. В них и жалость, и поддержка, и тлеющий уголёк злости, и… любовь. Он никогда не любил. Миранда… Она была скорее вынужденной мерой. Не по своей воле. Не из искренних побуждений.

— Давай обсудим это после того, как очнётся Тео, ладно? — примирительно проговорила Гермиона, и Драко не нашёл в себе сил возразить.

Когда они оказались на башне, Драко уложил Тео на то самое ложе, где он лежал, умирая от проклятия, до того, как пришла Гермиона. Он взмахнул палочкой, приводя друга в чувства. Тео пошевелился, застонал и наконец распахнул глаза.

Кожа над сердцем всё ещё горела. Отпечаток моли жёг его.

Ты заплатил свою цену, Драко. Вот только что ты за неё получишь?

Тихий вскрик Гермионы. И другой голос, произнёсший её имя. Давно голос Тео не звучал так мягко. Драко слышал их шёпот, смех. А потом две пары глаз посмотрели в его сторону.

Наваждение закончилось. Эта ведьма сдержала своё слово. Наросты с кожи Нотта сошли, глаза посветлели. Тео смотрел на него неверящим взглядом, словно увидел привидение. На его лице не было злости. Не было и тени ненависти. Проклятый чужак исчез без следа. Он шёл к Драко, округлёнными глазами смотря на его грудь, словно мог видеть отпечаток моли под его одеждой. Казалось, он всё ещё видел следы крови от смертельного проклятия на нём.

— Я же думал, ты умер…

Он обнял его так крепко, как в детстве.

— Как ты сумел? — Тео провёл пальцами по своей светлой коже, не тронутой язвами. — Ничего нет!

Он обернулся к Гермионе.

— Я же говорил тебе, что Драко найдёт выход! Он всегда так делает!

— Я знаю. — Она улыбнулась, смотря прямо в глаза Драко.

— Расскажите мне всё! — воскликнул Тео.

— Это длинная история, — сказал Драко. И уж её-то он точно никогда не расскажет другу. — Пора домой, Тео.

Спрячь его, Драко. Далеко-далеко. Чтобы она не нашла.

Гермиона обменялась с ним тревожным взглядом. Она взяла Драко за руку, а вторую вложила в ладонь Тео.

— Я скоро вернусь, — сказал Драко Пэнси, неловко переминающейся с ноги на ногу, после того, как Тео и Гермиона с ней попрощались.

Зеркало стояло, как и двенадцать лет назад. Они снова оказались возле него. В месте, с которого однажды всё началось. Сейчас всё и закончится?

Тео повернулся к зеркалу, но замер, когда понял, что ни Драко, ни Гермиона не последовали за ним. Они стояли, молча глядя друг на друга и не предпринимая никаких действий.

— Ты идёшь? — спросил Тео у Драко, но он лишь покачал головой.

— Как же я Пэнси одну брошу?

Тео кивнул, понимая. Он подошёл к нему и обнял, приговаривая:

— Спасибо, Драко.

Потом отстранился и повернулся, но снова остановился.

— Ты хоть раз его встречал? — спросил он. И оба знали, о ком речь.

— Нет. Ни разу.

Нотт понимающе улыбнулся и подошёл вплотную к зеркалу, закрывая своё отображение. Оно вобрало его в себя, а Гермиона так и осталась стоять, не сводя глаз с Драко.

— Неужели на этом всё? Закончим, так и не начав?

Её сердце крошилось в груди на мелкие осколки, причиняя пронзительную боль. Почти такую же, как и моль на коже Драко, о которой она даже не догадывалась.

— А что ты предлагаешь? — Драко вопросительно приподнял брови. — Я не вернусь. Мой дом здесь.

Гермиона долго смотрела на него, силясь что-то прочитать по его лицу. Увидеть в этих бездонных серых глазах решение проблемы. Что-то, что могло бы помочь ей убедить его уйти с ней. Она чувствовала, что ему стоит вернуться домой. Какая-то навязчивая мысль.

— Какова была цена? — обеспокоенно спросила она.

— Цена за что?

Драко сунул руки в карманы, принимая скучающий вид. Носком туфли он пнул камень, и тот отскочил, ударяясь о раму зеркала.

— Какова была цена за Тео?

— Не думай об этом. Она уже уплачена.

— И чем же?

Она успела слишком хорошо его узнать.

— Говорю же: не думай. Иди к Тео.

Никаких прощаний. Легче отпустит, легче будет пережить её отсутствие. С глаз долой из сердца вон. Мама всегда так говорила.

— Мы увидимся ещё? — На её глаза навернулись слёзы, и Драко заставил себя солгать.

— Конечно. Я загляну домой, когда найду эликсир для гоблина.

Гермиона поверила. Или слишком хорошо сделала вид, что поверила. Она повернулась к зеркалу, и Драко прикрыл глаза, чтобы не видеть, как она уходит. Быстрые шаги и влажное касание губ. Он обхватил руками её талию, углубляя поцелуй. Последний. Просто, чтобы запомнить, каково это.

— Я буду тебя ждать. — Тихий шёпот, разбивший ему больное сердце. Она не должна его дожидаться. Но сказать правдивое «я не вернусь» было бы слишком жестоко. Поэтому в ответ лишь до жути приторное:

— Я постараюсь побыстрее, не успеешь соскучиться.

Дурак. Вместо того, чтобы рассказать всю правду, он даёт ей надежду на то, чего никогда не случится.

Ещё одно касание губ, чтобы подтвердить свои слова, скрепить обещание, и его руки разжались, отпуская её. Гермиона сделала шаг назад и резко отвернулась, чтобы не расплакаться прямо здесь. Ладонь легла на холодную поверхность зеркала, и на башне Драко остался один. Безысходность нависла над ним, напоминая о неминуемом. Грейнджер унесла всю надежду с собой.

Пэнси ждала там, где он её оставил. Крюкохват привалился к камню, задремав. В глазах Паркинсон он видел все те же вопросы, что ему задала Гермиона, но она не задала ни одного, давая ему возможность рассказать самому. Но Драко не собирался этого делать.

— Ну что? — спросила она, понимая, что разговора по душам не выйдет. — Теперь подадимся в Нойншванштайн? — Она взглянула на гоблина.

— Скорее всего.

Драко сунул руку под рубашку и нащупал отпечаток моли у себя на груди.

Тебе остался, быть может, от силы год.

Ну