Догадываюсь, отвечает, что пережили вы немало и побывали втакой кровавой каше, что мне и не снилась. Догадываюсь, что сюжет вашей жизнинеобычаен и запутан до невозможности. Почти, оговорюсь, до невозможности, ибопоставие вопросы, обращенные к людям и Творцу, поставив их не лукавя, ощутивмеру присутствия в себе сил Тьмы и Света, меру амбиции и бунта, вины иответственности, вы уже ступили на путь спасения и смирения… О многомдогадываюсь, глядя на вашу физиономию и обмозговывая вашу ненормальнуюконституцию. Говорю это без подъебки, гражданин начальничек. До конца вы,конечно, не расколетесь, как на духу, чувствую в вас присутствие страшнойличной тайны, тяжесть ее изменила черты вашего лица, поэтому практическимсоветом помочь не могу. Буду за вас молиться. Возлюбите ненавидящих вас. Такойшаг приводит, говорят, к чуду. А органы не мешало бы бросить. Канайте вгрузчики. Вон у вас ручищи какие! Грузчику хорошо! Покидал себе мешочки-ящички– и лети домой легкий, как птица. А с таким грузом на душе, как у вас,доходягой скоро станете и потащитесь на полусогнутых в скорбный лазарет. Молюсьза вас.

Вот, говорю, уйдете вы сейчас, а мне все еще не ясно:простили ли вы врагу вашему, возлюбили ли ненавидящего вас? Сами-то вы как?

А этот, говорит Павло… говорит Георгий Леонтьевич… говоритХристиан… кажется, все-таки это был Христиан… Христиан, но неважно, неважно…этот мучительный, возможно, конечный вопрос, который по моему глубочайшемуубеждению несет на себе отблеск Высшей Реальности, Разум своевольно и лукавопереводит в соответствующей сложнейшей ситуации из области Душевной, из сферычувств безъязыких в свой великолепный вычислительный центр.

А человеческие чувства, Душа человеческая так трогательнонеумны в истинно наивном состоянии, то есть в величественном и простомобращении к ничем и никем не замутненному образу бесконечной Гармонии, что Разумуничего не стоит смутить человеческую душу логическими категориямипрагматической очевидности и навязать Душе ответ, устраивающий Разум и делающийчесть безупречной работе его вычислительного центра. Сообразно ответу и ведетсебя личность, но поскольку ответ на мучительный вопрос принадлежит на самомделе Разуму, лукаво выступившему от имени Души и хамовато присвоившему себе еепрерогативы, то он – ответ – изолирует Душу от Света Истины, он уводит ее отвозможности великодушного соотнесения своих обид и чужих зверств с тайнойчудесного предназначения человека в участии, возможно, почти на равных с Богомв Высшем Промысле, целью которого, как я уже не раз заявлял, гражданинследователь, является, на мой взгляд, насаждение и торжество жизни воВселенной. Дайте-ка попить водички… Спасибо… Вы спросили меня: прощаю ли ивозлюбил ли я вас, своего палача, уходя в неизвестность?

Допустим, я нахожусь в привычно-бытовом отношении к знаковойи смысловой структуре вопроса. Именно в таком состоянии и стремится удержатьРазум Душу при ее стремлении вознестись от логики опыта, от низшейцелесообразности к нормам поведения, интуитивно ощущаемых Душой благодатными ипредельно просто разрешающими душераздирающие антиномии жизни в полной большихи малых горестей земной юдоли… Допустим. В очередной раз доказал Разум, чтопрощение и любовь к врагу – очевидное мудачество. Доказал, подлец!

Но вот я взрываю последним усилием воли или, что одно и тоже, полной расслабленностью, гражданин подполковник, бедный палач, эту вонючую,привычно-бытовую, семиотическую и семантическую, черт бы ее побрал, структурулюбого вопроса, будь то: можешь ли возлюбить врага своего? Подставишь ли левующеку, когда заедут ни с того ни с сего по правой, да к тому же, пока ты неуспел очухаться от боли и обиды, звезданут по подставленной левой? Способен литы не осудить предавшего тебя? Взрываю, короче говоря, камеру, в которуюзаточил Душу так называемый здравый смысл, этот заурядный недолгожитель,выкидываю к чертям собачьим на площадь Дзержинского сквозь вот эту решку,расплавившуюся от одного моего смиренного взгляда, наручники, плюю на режимустрашения, и… вот уже я, веруя в реальность высшую, переношусь в нее! Ячувствую не боль и обиду, а непозволительность создания отношения, в котороммои страдания и унижения считают себя вообще бесконечно превышающими жизнь. И явашу злодейскую службу Дьяволу и его идее, ваши грехи, ваши увечья, погибельдуши вашей вижу более обидными и страшными, чем мои обиды и раны. Но я неговорю вам, ибо словам не разорвать проклятый заколдованный круг, возведенныйРазумом, я люблю вас, враг мой, я вас прощаю! Просто я сейчас нахожусь впространстве такого, потрясающего все мое существо, состояния покоя и воли, гдехватит места всем: и вам, и мне, и вашим органам внутренних дел, и страшномупрошлому, и абсурдному настоящему, и искупительному будущему, и многому,многому и хорошему, и дурному. Я не говорю вам слов, заводящих в тупик. В силусохранившегося во мне веселого характера, в надежде на извинительность юмора, ячистосердечно приглашаю вас, Василий Васильевич, в Высшую реальность! Милостипрошу! В это мгновенье, стоящее вечности, мы с вами вносим свою лепту воВселенскую Жизнь, укрепляем душу, смываем грехи и чувствуем, что воистинубесконечно меньше радостного течения жизни наши общие мытарства и что разгадкажизни не больше самой жизни, что она – чудо… А слова… Хрен с ними, со словами…Кланяюсь низко вам. Не вы, так и не посетило бы меня, возможно, такое состояниеи такое понимание. Это не означает, что я извиняю и приветствую деятельностьпалачей. Прощайте. Завещаю вам изъятое у меня при обыске Священное Писание.Читайте в перерыве между допросами. Вдруг поможет оно вам облегчить мукиузников? Я ничего, кстати, нового вам не сказал. Я только обрел личный опытпостижения Образа Жизни. Образ Жизни и есть Христос. Передайте Сталину, что онсвинья. Господи, прости меня за столь частые выпадения из течения Высшей Жизни…Прощайте, Василий Васильевич!

Опять мы долго пропетляли… Долго… В общем, просматриваяреквизированный у одного теоретика соцгуманизма альбомчик с изображением орудийпыток глубокой древности, жду, когда приволокут ко мне вашу рожу… Это явозвращаюсь к случайности.

Вдруг – звонок. Звонит тот самый дружок мой, секретарьобкома, тогда еще, правда, горкома, Вчерашкин. Подох, говорит, твой человекПонятьев Василий… Как, ору, подох? Очень просто: трехтонка под лед провалиласьс агитбригадой. В колхоз я ее посылал, отвлекать колхозничков от ненужныхнастроений. Снабженцы их охмурили очень и заготовители… Снабженцы не привозят,а заготовители увозят. Колхознички же посасывают лапу. Теперь до весны пролежитподо льдом грузовик. Жалко. И два баяна жалко. Два баяна у меня роту чекистовиногда заменяют. Ну, а трупам, как говорится, вечная слава…

Вот идиот какой я был! Мне бы выехать, водолазов взятьэпроновских, вытащить трупешник, и сразу стало бы ясно, что не вы это, а братваш двоюродный затонул вместе с казенным грузовичком.

Поскрипел я зубами, что вывихнула вам судьба большой фартминовать Руку, ох, и поскрипел! Вот вам и случай счастливый для вас и неудачныйдля братца-агитпроповца, Очень странная и ужасающая подчас штука – случай.Может, он ничто иное, как удар Рока, нацеленный именно в ваш лоб, но из-закакой-то ничтожной ошибки в расчете, из-за каких-то мизерных ваших перемещенийв пространстве вбок, вверх или вниз от мушки прицела, захерачивший не по вам, апо другому, случайно, случайно ли, гражданин Гуров, попавшему в зону действиярокового удара человеку? А? Что вы скажете? Или бесчинствующий Рок несамовластен и на него тоже имеется управа, имеется Судьба, отводящая удар отодного живого существа или его счастья и плюющая на все последствиявеселенького рикошета? Но может ли не ведать Судьба, что творит ее левая рука,а что правая, может ли не задуматься она, что неотвратимость, воплощеннаяматериально в роковом случае, оставила в покое гражданина Гурова, но проломилалед под грузовиком «Зис»? Ведь если бы было иначе, то вам бы кранты, кранты,Василий Васильевич! А ведь вместе с братцем вашим погибло еще несколько человеки два баяна. Ведь у тех погибших тоже были судьбы и ангелы-хранители навернякабыли! .. Впрочем, стоп! Возможно, ангелов хранителей-то и не было у техпогибших, и в этом весь фокус.