Неподалеку в клетке на колесах спал потрепанный лев, брюхом кверху и выставив лапы в воздух. По одну сторону клетки одинокий слон, прикованный за ногу ко вбитому в землю столбу, задумчиво жевал газету. Тигров нигде не было видно.

Расстроенный паровой орган, по звуку напоминавший неисправную сантехнику, играл весьма патетичную вступительную тему к радиопрограмме «Лучники»: дум-ди-дум-ди-дууум-ди-дууум… Я чуть не отвлеклась. Каждая пронзительная нота была оскорблением для моих ушей. Все равно что нападение злобных ос, которые ввинчиваются сквозь кожу, чтобы отложить яйца.

На платформе высокий худой мужчина с обнаженной грудью, но в подтяжках, глотал шпагу, пытаясь привлечь внимание аудитории из двух мальчишек, дерущихся из-за пакета с яблоками. Глотатель отложил шпагу и начал жонглировать пятью металлическими кольцами, но безрезультатно: яблочная война продолжалась.

Я раздумывала, с чего начать мое расследование, как из-за спины раздался голос:

– Вы только посмотрите, кто здесь. Ты соскучилась по нам?

Я резко развернулась и оказалась лицом к лицу с мужчиной с носовым платком в горошек. На этот раз с ним были двое друзей. Я инстинктивно сделала шаг назад.

Все трое держали руки в карманах, и у всех троих во рту что-то было – зубочистка, деревянная спичка, – а Носовой Платок курил сигарету.

– Пришла посмотреть на животных, да? – спросил тот, что со спичкой. – На тигров-людоедов?

Носовой платок фыркнул, выпустив кольцо дыма.

Это подействовало.

– На самом деле, – сказала я, – я расследую смерть Орландо Уайтбреда – человека, которого выудили из реки сегодня утром.

Не успев произнести эти слова, я поняла, как рискую. Не только лишаюсь анонимности, но и, вполне может быть, подвергаю опасности собственную жизнь.

Что если один из этих людей – убийца? А что если двое или даже трое из них бросили Орландо в воду? Любой из этих силачей мог с легкостью справиться с хрупким молодым человеком.

Я внимательно наблюдала за их глазами, пытаясь уловить малейшее беспокойство, но они демонстрировали только веселье.

– Твой дружок, да? – спросил Платок, переглядываясь с товарищами с таким видом, как будто очень остроумно пошутил.

– На самом деле родственник, – солгала я. – Кузен. Дальний кузен, но тем не менее.

– Тем не менее! – Платок закашлялся и выпустил еще кольцо дыма. – Только послушай, Найджел! Тем не менее! Она говорит: «Тем не менее»!

– Тем не менее! – с ухмылкой повторил Спичка, и я сделала вывод, что его, должно быть, зовут Найджел.

– Он один из Торквейских Уайтбредов, – продолжила я, игнорируя их глупый смех. – По бабушкиной стороне. Моя тетушка Грегория всегда пророчила, что Орландо примет смерть от воды. «Можешь на это рассчитывать», – говаривала она. И оказалась права. Разумеется, тетушка Грегория обладает сверхъестественными способностями, и это дает ей несправедливое преимущество, вы так не считаете, мистер…?

– Теренс, – сказал Платок.

– Рада знакомству, – я протянула руку, пытаясь не захихикать.

Лапа Теренса была черной от цирковой грязи и сажи и мозолистой.

Надо будет приготовить дезинфицирующее средство, как только я вернусь в «Дуб и фазан».

– А вы? – спросила я, протягивая испачканную руку Спичке.

– Найджел, – ответил он, сжимая мои пальцы, и я чуть не засмеялась.

– Вы непохожи на Найджела, – весело заметила я. – Скорее на Пьера или Жан-Батиста. Но, может, дело в вашем шейном платке.

Его платок был раскрашен синим, белым и красным, напоминая французский триколор. Полагаю, с тем же успехом можно было сказать, что он красно-бело-синий, как британский флаг, но я хотела ему польстить.

Я протянула руку третьему головорезу – Зубочистке – и вопросительно выгнула брови. Его голубой шарф по цвету сочетался с глазами.

– Корнелл, – сказал он. – Рад знакомству, мисс…

– Дорчестер, – представилась я. – Арабелла Дорчестер. Но вы можете называть меня Араб. Все так делают.

– Постой-ка, – возразил Теренс. – Твоя сестра сказала, что тебя зовут не так.

Я изобразила удивление.

– Бетти? – переспросила я и изумленно уронила челюсть. – Ой, она такая врушка! Вечно говорит людям, что она леди Ланкастер или дама Агата Димблби. Кем она вам представилась?

– Офелией де Люс, – озадаченно ответил Найджел.

– Вот шутница, – я покачала головой. – Мне так стыдно за нее. Должна извиниться перед вами от имени Бетти.

Трое рабочих выглядели крайне растерянно. Я ловко перевернула ситуацию с ног на голову и завладела инициативой. Нельзя терять преимущество.

– А теперь, – спросила я с таким видом, словно это я назначила встречу, – как долго вы, джентльмены, находитесь в этом городе?

– Три дня, – послушно ответил Корнелл. – Если считать сегодня.

– А вы? – я повернулась к Теренсу. Я уже поняла, что он здесь заводила. – Вы управляете этими огромными страшными машинами? – я махнула в сторону припаркованных фургонов. – Господи, должно быть, их очень трудно водить.

Я чуть не потянулась, чтобы пощупать его бицепсы, но сдержала себя.

Теренс глубоко вдохнул.

Теперь он мой.

– Что ж, – продолжила я, потирая руки, – насчет кузена Орландо. Я уверена, что тетушка Грегория предложит щедрое вознаграждение за любую информацию. Просто ради собственного спокойствия, понимаете? Орландо был ее любимцем. На самом деле она его ужасно баловала.

– Мы видели его время от времени там и сям, – сказал Теренс, пожимая плечами и отводя взгляд в попытке скрыть предательский огонек в глазах.

– Я удивлена, – заметила я. – Думала, вы видели его намного чаще. Кузен Орландо обожал цирк. Даже больше – был от него без ума. Он не умолял вас взять его с собой, нет? Выучить его на клоуна? Не предлагал работать бесплатно?

– Он никогда не говорил ничего подобного, – сказал Найджел.

Вот он, ответ на мой вопрос: они разговаривали с Орландо. Позавчера, когда они приехали в город, он был еще жив. Более того, они находились здесь, когда он умер.

– Что же он говорил? – я обратилась к Корнеллу.

– Мы пару раз выпивали вместе, – ответил Корнелл. – В «Деревянной птице».

– В «Деревянной птице»? – переспросила я.

– В «Дубе и фазане». Это такая шутка. Мы всегда его так называем.

– Почему? – полюбопытствовала я.

Корнелл пожал плечами.

– Кто знает? По той же причине, по которой хозяина всегда называют Гов, и неважно, какое имя у него на самом деле. Обычай. Все равно что спрашивать, почему на церковном кладбище разбрасывают хлеб или зачем танцуют вокруг майского дерева.