Начинаю понимать, что в расследовании преступлений, как и в дизайне мебели и поэзии, меньше – значит лучше.

В этот момент хозяйка принесла поднос с чаем, который я заказала чуть раньше.

– Я принесла немного песочного печенья, – сказала миссис Палмер. – Некоторые люди предпочитают печенье с чаем.

Поскольку ни я, ни констебль ничего не ответили, она быстро протерла стол и оставила нас наедине.

Я взяла печенье и окунула в чай. К черту манеры.

– Полагаю, Скотленд Ярд может явиться в любую минуту, – мило заметила я. – И меня опять начнут поджаривать на сковородке. Какая скука, не так ли?

– Скотленд Ярд? – удивился констебль, не притрагиваясь к чаю. – С чего бы нам беспокоить их? Видите ли, они не приезжают на каждое незначительное происшествие, – он покачал головой и посмотрел на меня с упреком. – Что они подумают о нас, если мы будем беспокоить их по случаю любого синяка или ушибленной коленки? – он взглянул на мою собственную исцарапанную коленку. Я даже не заметила, что поранилась.

Значит, он до сих пор считает, что смерть Орландо – несчастный случай? Не стоящий доклада?

Следствие останется в руках местного констебля. Поверхностный допрос поможет обнаружить, что жертва погибла в результате несчастного случая. Споткнулся в темноте. Никто не виноват. Дело закрыто.

Что открывает для меня большие возможности.

Если я правильно сыграю свою партию, то смогу добраться до самой сути этого дела и самолично представить его нужному инспектору в Скотленд Ярде. При условии, что я узнаю, кто он.

И, возможно – лишь возможно, – я смогу позвонить инспектору Хьюитту и сложить это дело к его ногам, как собака приносит кость.

Самое важное – не сболтнуть лишнего и никому ничего не говорить.

Отныне я буду нема как могила.

Я сделала последний глоток и поставила чашку на блюдце, самым аккуратнейшим образом имитируя дрожь и позвякивая фарфором.

– Боюсь, я не так хорошо себя чувствую, как думала, – сказала я констеблю Оттеру, выдавив болезненную улыбку. – Если не возражаете, я пойду прилягу.

На его лице изобразилось облегчение.

«Больше никакой конкуренции, – явно думал он. – Эта зараза де Люс больше не будет вмешиваться».

В его глазах я уже дохлая утка.

Что ж! Кря-кря-кря!

Только я поднялась по лестнице, как из своей комнаты внезапно вышла миссис Палмер. Увидев меня, она явно удивилась.

– Ах вот ты где, – сказала она. – Гробовщик нашел тебя?

– Гробовщик? – с искренним изумлением переспросила я.

– Мистер Найтингейл. Он искал тебя. Арвен сказал, что ты в салоне вместе с констеблем Оттером. Он разве не заглядывал к вам?

– Нет, – ответила я. – Может, он не хотел нас беспокоить. Он сказал, зачем приходил?

– Он искал своего сына. Подумал, что ты последняя его видела.

Мое сердце упало в пятки.

– Он исчез? – спросила я.

– В очень общем смысле слова, – ответила миссис Палмер. – Хоб – необычный мальчик. Матери у него нет, а отец вечно занят могилами и тому подобным, так что Хоб бродит, где вздумается. Если бы он был моим сыном, он бы не вел себя так. Я бы держала его в узде.

Я сразу вспомнила Хоба и его воздушного змея. И его камеру. Может, я могу убить двух зайцев одним выстрелом? Найду мальчика (я подумала, что он, скорее всего, вернулся в цирк Шадрича) и заберу пленку из проявочной.

Но есть одна загадка: почему мистер Найтингейл не подошел ко мне, узнав, что я говорю с констеблем Оттером? Разве констебль не является официальными ушами и глазами Воулсторпа и не должен знать местонахождение каждого обитателя с точностью до одного ярда в любой момент?

Совершенно непонятно.

Я поклялась, что задам этот вопрос мистеру Найтингейлу, как только увижу его. Уверена, что он даст мне откровенный ответ.

Мне довелось узнать, что гробовщики – честный народ. Если заглянуть за траурный креп, полированное черное дерево и чисто выбритые подбородки, они прекрасные ребята, умеющие оценить хорошую шутку и не только.

Но кроме этого, что более важно, они знают, где похоронены все трупы.

Я поняла, что надо возобновить знакомство с папочкой Хоба, и сделать это срочно.

И сейчас мне представилась идеальная возможность.

– Благодарю вас, миссис Палмер, – сказала я. – Вряд ли Хоб далеко отсюда. Я видела его совсем недавно. Думаю, он пошел еще раз посмотреть на слона.

…В саду Фели и Дитер продолжали держаться за руки и смотреть друг другу в глаза с таким видом, как будто вот-вот запоют, как Дженет Макдональд и Нельсон Эдди в «Майских днях» или любом другом унылом фильме про влюбленных голубков.

Они меня даже не заметили.

Это хорошо, потому что я не хотела быть замеченной.

Влюбленная старшая сестра – это и в лучшие времена невзорвавшаяся бомба, а уж после воссоединения с возлюбленным после душераздирающего разрыва, произошедшего полгода назад, она нестабильна, как ржавое ведро с нитроглицерином (C3H5O9N3), следовательно, от нее лучше держаться подальше.

Я вернулась на центральную улицу и направилась в лавку «Ванленс и сыновья, химики», по пути старательно изображая из себя зеваку-туриста и останавливаясь у каждой витрины и каждого крошечного свинцового окошка.

Несколько минут я стояла на тротуаре перед аптекой, покачивая головой и восхищаясь.

А потом прогулочным шагом вошла в темное помещение.

– Мы закрыты, – сказал мужчина в белом, стоящий за прилавком. Он выглядел так, словно не пошевелился с тех пор, как я была здесь несколько часов назад.

– Простите, – ответила я. – Я просто хочу поинтересоваться: вдруг мои снимки уже готовы? Не хотела вас беспокоить, но у нас срочное семейное дело, нас вызывают домой.

«Вызывают» – идеальное слово, – подумала я. Оно придает ситуации нужный градус серьезности».

Он уставился на меня этим непроницаемым взглядом, который бывает у аптекарей.

– Не знаю, – вымолвил он, – сомневаюсь. Понимаете ли, мы очень заняты.

Потом завопил:

– Хоуленд!

Но на этот раз из подземного мира никто не отозвался.

Он топнул по половицам.

– Хоуленд!

– Вы не могли бы проверить? – попросила я. – Боюсь, что… что…

Я подавила рыдание. Давление надо применять строго дозированно и в идеально рассчитанный момент.

Аптекарь с мученическим видом цокнул языком, словно говоря: «Дайте мне силы пережить эту ненормальную».

Он наклонился и дернул за металлическое кольцо, вмонтированное в люк, поднимая его и обнаруживая узкую лестницу, больше похожую на стремянку.