– Попытка не пытка, а хуже не будет.

– Это смотря кому, – философски заметил Добрыня. – Потом пеняй на себя.

– К тебе, воевода, жалиться не побегу, – горделиво ответил Острожко.

Направляясь в Вышгород, Острожко не представлял, как будет решать самоуверенно взятую на себя задачу. Понадеялся на свою смекалку, но вскоре горько пожалел об этом. На входе в крепость стражники решительно преградили ему дорогу.

– Стой!

– В чем дело?

– Никого пускать не велено.

– Я от Добрыни.

– Мы и самого воеводу не пропустим.

– Братцы! – взмолился Острожко. – Я же свой! Вчера свободно здесь прошел.

– Вчера прошел, а сегодня и не пролетишь! – загоготали стражники.

– Пропустите, братцы! У меня сверхсрочное послание Великому князю.

– Надоел ты нам своей болтовней, – вдоволь насмеявшись, добродушно ответил один из дружинников. – Лучше ступай отсюда подобру-поздорову.

Острожко попытался проскочить между двумя громилами, но один из них ловко схватил его за шиворот и выбросил в канаву. Прихрамывая и отплевываясь, посланник Добрыни поплелся вокруг крепости. На тыльной стороне он перебрался через ров, наполненный затхлой вонючей жижей, и кое-как взобрался на деревянную стену.

Владимира во дворе он не увидел. Зато стражники сразу заметили нарушителя и бросились к нему.

– Князь! Отзовись! Это я – Острожко!

В ответ – ни звука. И сколько бедный посланник ни кричал – все напрасно. Стражники уже были в двух шагах, когда Острожко озарило:

– Владимир! Я привезу тебе Анну!

Окошко терема тут же отворилось, и из него высунулась взлохмаченная голова Великого князя с осунувшимся почерневшим лицом и горящими глазами.

– Кто тут посмел мне про Анну напомнить?

– Я! Я посмел! – радостно отозвался Острожко.

– А, это ты, – словно очнулся от забытья Владимир и приказал дружинникам: – Подать его сюда.

Острожко и идти не пришлось. Два стражника подхватили его под мышки и понесли. В мгновение ока предстал он пред светлыми очами Великого князя.

– Ну, рассказывай, что ты там надумал.

– Дай хоть отдышаться, княже.

– Ежели ты сюда приехал только свежим воздухом дышать, то долго дышать не придется.

– Ох, не только, Великий князь, – попытался подстроиться Острожко в тон собеседника. – Во-первых, велели мне бояре и старцы передать тебе вот что: «Пока спит красное солнышко за морем – тьма над землей. А как воссияет оно, так и птички запоют, и цветы раскроются, и люди свет узреют. Так и без тебя, Великий князь, гибнет земля Русская. Из степи дикой печенеги наседают, тиуны народ мучают и притесняют, враги заговоры вынашивают. Зреет смута великая. Подумай, княже, о земле Русской. Пропадет она без тебя, без твоей опеки».

Острожко, согласно славянскому обычаю, слово в слово передал боярское послание. Он понимал, что на него в любой момент мог обрушиться княжеский гнев, но нигде не сбился и ни разу не запнулся.

Великий князь как-то сник и лишь горько вопросил:

– А что о ней печься, когда мне от этого одни муки?

– Какие муки? – не понял Острожко.

– Мне на принцессе надо жениться, а я Анну хочу.

– Ах, вот оно что, – непроизвольно рассмеялся Острожко. – Да разве это муки? Мне вон по нужде давно приперло, а я все, дурак, терплю, тебя увещаю. Вот это муки!

Сколько раз страдал Острожко за свой язык, а все не впрок. Слова сами слетали с него, как воробьи с ветки.

Вот и сейчас Великий князь аж взбеленился: руки затряслись, рот перекосился, лицо позеленело, глазища чуть из орбит не выскочили. Мог бы – тут же разорвал бы Острожко на части, да от ярости так сильно трясся, что только ногами топал да губами шлепал, словно рыба на песке. Может, и хорошо, что боярский посланник так резанул. Сказал бы помягче – глядишь, и не хватила бы Великого князя кондрашка. Вот тогда бы Острожко мало не показалось бы. А так только на взбешенного князя вдоволь налюбовался. Тот же вдруг успокоился и тихо молвил:

– Ну так сходи.

– Куда?

– По нужде.

– Ладно, потерплю.

– Сходи, сходи, а то мало ли что.

Глянул Острожко на Владимира и понял, что назад ему живым не вернуться.

– Лучше я тебе, княже, про Анну расскажу. А то, боюсь, не успею.

– Так говори скорей, пока в штаны не напустил.

– На этот счет не волнуйся. А скажу я тебе вот что: будешь о Руси печься, так и Анну добудешь.

– И это все? – со скрытым гневом спросил Владимир.

– Почти. Добавлю только, что ежели женишься на принцессе, то и Анну получишь.

– Это почему же?

– Принцесса-то как пить дать возьмет Анну с собой в Киев. Ей же без своих подружек здесь скучно будет.

Владимир посмотрел на Острожко так пристально, словно собирался просверлить его насквозь.

– Все хорошо, только одного ты не учел.

– Чего же?

– Анну выдают, а может, уже и выдали замуж.

– За кого?

– Какая разница?

– Большая.

– ???

– Лишь бы не за императора.

– И что тогда?

– А тогда одного слова принцессы будет достаточно, чтобы отменить любую свадьбу. Так что срочно посылай гонцов в Царьград. Давно пора напомнить Василию о его обещании отдать тебе принцессу.

Владимир согласно кивнул:

– Так тому и быть. И ты тоже собирайся.

– Я-то зачем?

– Проследишь, чтобы Анна прибыла вместе с принцессой. И запомни: без нее не возвращайся.

Острожко стоило бы загрустить, а он вдруг заулыбался:

– Вот это, княже, совсем другой разговор! Теперь я узнаю прежнего Владимира.

– Ты же вроде по нужде собирался, – злопамятно напомнил тот.

– Ты что, княже, шуток не понимаешь? Ох, эти бабы! До добра не доведут.

Император Василий пребывал в большой тревоге. Грамоту от Владимира ему передали, но принять русское посольство и дать положительный ответ он не мог. После землетрясения принцесса Анна и Василий не обмолвились ни единым словом. Да в этом и не было смысла. Император не сомневался, что теперь-то Анна решительно откажется от брака с киевским каганом. А Владимир прямо писал: «Я выполнил все твои просьбы и свои обещания. Ты же медлишь. Отдай за меня сестру – девицу Анну, а не то возьму Корсунь».