Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–Я не знала шо ты такая важная особа. Зато чистенькая! Катись отседова.
Дважды просить не пришлось, Марина точно скатилась с полки пыток, и выползла их парилки. Сев на горящий зад она подперла дверь спиной.
–Ты что! Я ж говорила, без меня не ходи, с непривычки угоришь! – На пороге моечной стояла Любляна, с двумя пушистыми березовыми вениками.
Марина медленно сползла на пол и втянула ноздрями скопившуюся на полу мыльную воду.
Очнулась горе-баньщица на улице. Голая лежала она у самой реки, а Любляна лила ей на грудь прохладную воду. Увидев, что девушка открыла глаза сказала : « Я так поняла, баня это не твое»
–Нет, точно не мое. – И отключилась снова.
Придя в сознание, уже вроде окончательно, Марина собралась окунуться в реку.
–Ты куда? Нельзя купаться до Купалы. Хочешь на дно пойти?
–Мне плохо. Ты нахлестала меня, жар такой развела, что я дышать не могла. Я хочу окунуться. У меня все тело горит.– Чуть не плача, девушка, морщась, прикасалась к красной коже на плечах.
– Ты перегрелась видать. Давай к Авдотье тебя отведу, травку тебе заварит какую, полегчает. С жару чего только не привидется.
Натягивать одежду на чуствительную кожу было очень не приятно, в теперешнем состоянии Марина с радостью бы согласилась остаться голой.
Девушки не торопясь пошли по темнеющей улице к дому травницы.
Авдотья услышав, что случилось, стала немеленно порхать по кухне. Как музыкант гремела скляночками, по капле добавляя в большую кружку то одну настойку, то другую. Когда волшебный чай был готов, она подала кружку Марине. «Пей, залпом. Гадость редкая, но в голове быстренько прояснится».
Гадость была не просто редкая, а невероятная. После большого глотка Марина перестала дышать и как рыба вытянутая из воды, беззвучно открывала и закрывала рот.
Женщины захохотали.
«Я умираю, а им смешно! Никогда я не пойму этих людей!». Она не умерла. По телу разлилось приятное тепло, оно стало легким, невесомым. Такой же стала и голова. Происходящее вокруг стало по мультяшному красочным и плоским. Теперь зеленая Любляна с фанатичным огнем в глазах и вениками казалась просто , давним, полузабытым, детским сном. Так весело стало Маринке, по настоящему, весело. Отпустив, давно томящийся смех на свободу, Марина закружилась по комнате, широко расставив руки. Не переставая смеяться зажужжала как самолет и запела «я самолетиииик, открывай ротииик!»
–Авдоть, ты ей что дала?– спросила Любляна наблюдая за «самолетиком», со спокойным интересом.
–Настойку.– Пожала плечами травница.
–На спирту?
–Ну да.
–Я самолетиииик!Жжжжу!
–Самолетик, полетели ка домой.
–Я лечу, жжжж!
Дома «самолетик» влетела к себе в комнату и неудачно приземлившись поперек кровати заглохла до утра.
Глава XII
Солнечный свет разрезал мозг пополам. В пересохшем рту было противно, как если б она им собирала жуков. «Ох!». Беспомощно откинувшись на подушку, Марина закрыла рукой воспаленные глаза.
–Доброе утричко! Рассказывай, что снилось? На Купалу все сны про любовь.
«Какой же у Любляны звонкий голос! Зачем так громко разговаривать! Зачем!» В ответ Любляна услышала только стон.
Вдруг до носа несчастной дотронулся кисло-соленый запах. «Что это? Очередной «волшебный» чай?»
–Ум! Рассольчик! Самое то, после настойки Авдотьи. Давай, давай, по немножку, по чуть-чуть. Сразу человеком станешь!»
–Я и так человек!– Но стакан взяла. Сначала недоверчиво глотнула, а после осушив залпом, попросила еще.
–Служанку нашла? Хаха! Вставай, завтрак стынет. Такой день, а ты спишь.
Завтрак был очень сытный, даже жирный. Не смотря на то, что еда стала личным культом Марины, есть не хотелось. Любляна чуть ли не силой заставила взять ложку. О чудо! После плотного завтрака страдалице заметно полегчало.
Следующим пунктом реабилитации Марины стал физический труд. Взяв маленький топорик и веревку, девушки отправились в лес, где искали именно молодую березку или невысокую яблоню. Топорик оказался в руках Марины. Любляна взглядом показала, что надо рубить. С каждым взмахом топора, в маленьких тонких руках, хмель выветривался. В голове совсем прояснилось.
–Это будет «купайла». Девчонки тоже должны нарубить. Не меньше шести будет точно.
Обвязав деревцо веревкой, потащили в сторону откуда слышались песни и заливистый смех.
–Так утро же? Разве праздник весь день будет?
–А как же! Весь день и всю ночь. На рассвете только расходиться будем. Кто до рассвета не дотерпит, не увидит как «солнце играет», тому счастья не будет. И работать сегодня нельзя ,так что не зря плотно поели. Не, угощения будут, но только не до них.
Девушки подошли к плетенной из веток арке, украшенной пахучими цветами!
–Кто идет? Что несет?– В арке стояла Авдотья-травница.
–Красно-девицы идут. Купайлу несут. Хотят в росе покататься, на солнышко любоваться.
Авдотья достала из-за спины пучок пахучей травы-полыни и подожгла ее.
–Гореч-трава не пустит зла. – Травница, подпрыгивая вокруг девушек, махала дымящейся полынью.
Нарядно одетые парни и девушки играли в «ручеек». Пары качались на бревнах- качелях. Смех не прекращался ни на минуту и был повсюду. Сам воздух стал не кислородом, а смехом. Большой стол, накрытый белой скатертью, заполнился угощениями. Приходящие на праздник, каждый что-то приносил с собой. Кто-то вкусности, украшения для «купайлы», просто охапки цветов, кто-то приносил сломанные стулья или поленья.
Любляну и Марину радостно приветствовали, из затянул хоровод. Хоровод разгонялся быстрее и быстрее, пока бегущие в хороводе не стали валиться со смехом без сил. Хоровод распался, но никто не стал дожидаться продолжения или устраивать передышку. Парни посадили к себе на спины девчат, и начался «петушиный бой». Раскрасневшаяся Любляна, схватила очумевшую Марину и потащила ее к группкам девушек украшавших «купайлы». На каждую веточку молоденького деревца цепляли украшение. В ход шли цветы, ленточки, бусины, бумажные шарики, настоящие яблоки. Марина увлеченно повязывала синюю ленточку к ветку березы, когда девушки взвизгнули и вспорхнули, как стая птиц. Парни напали и пытались отнять, любовно украшенную «купайву». Гонялись друг за другом, передавая дерево из рук в руки. Когда какая-нибудь красавица приметила себе парня, как бы случайно «купайва» оказывалась у него в руках.
Все праздничные деревья были «захвачены».