«Плененному в крепости, словно Бижану, каково тебе?»

В значении обещания поэт употребляет словосочетание хусн-и ‘ахд, буквально обозначающее «соблюдение договора». В контексте жалоб мотивы панегирика могут приобретать дополнительные значения, например, иронические:

Привел ты мои дела в порядок, о повелитель!

Твоими щедротами стал я счастливым под счастливыми

                                                                        звездами.

Словно невесте, дал ты мне приданое,

Ибо ноги мои украшают кандалы, как браслеты, украшающие

                                                                            невест.

(Перевод Е.О. Акимушкиной)

Очевидно, что внелитературной задачей «тюремной» касыды является просьба об освобождении из заточения, для чего и описывались страдания поэта-узника вдали от повелителя. По-видимому, эти мотивы в касыде хабсийа строятся на переосмыслении мотивов дорожных тягот, входивших в состав той части арабской касыды, в которой поэт описывал трудности передвижения по пустыне – рахил. Странствующий по пустыне поэт традиционно рассказывает о лишениях, которые он вынужден испытывать на пути к восхваляемому – адресату стихотворения. Например, Шанфара в своей му‘аллаке жалуется на отсутствие удобств во время отдыха (голая земля вместо мягкого ложа), скудость пищи, грязь и терзающие его укусы насекомых, жару и холод, изношенность одежды и т. д. Почти дословное повторение такого рода сетований можно найти в касыдах персидского поэта, где он описывает тяготы тюрьмы. Например: «Моя голова обрела мягчайшее изголовье из камня, мое тело обрело чистейшее ложе из земли», «Если найду я ячменные лепешки, воистину, это будут для меня сладости», «Вот уже много времени, как я избегаю купания, словно лев. В этой пещере я разлучен со сном, пищей и покоем», «Ночью мне не дают покоя комары, а днем – мухи», «Пребываю я в углу грязном и темном, в одеянии грубом и изношенном» (перевод Е.О. Акимушкиной).

Кроме того, в касыдах Мас‘уда Са‘да Салмана можно найти метафорическое описание враждебного окружения поэта в тюрьме в образах кровожадных диких зверей, хищных птиц и злых духов, подстерегающих путника и в пустыне:

Соседи мои здесь не прекрасные газели.

Засыпаю я рядом с хищными леопардами.

Или:

Воистину, в темнице моей пребывают

И див, и ядовитая змея, и дракон.

(Перевод Е.О. Акимушкиной)

Таким образом, в тюремной лирике Мас‘уда Са‘да Салмана традиционный набор мотивов рахил переносится на описание «новой реальности», в которой оказывается поэт, а именно: пустыня замещается темницей, путник же – узником.

Своеобразны не только касыды поэта, сложенные в жанре хабсийат, весьма оригинальны и стихотворения другой тематики. К примеру, с точки зрения тематической композиции интересна касыда, составленная по случаю взятия крепости Агра войсками Махмуда Газнави. Касыда начинается описанием весны и открывается традиционной формулой обращения к ветру, которая, однако, снабжена указанием на цель касыды в целом: «О утренний ветерок! Возьми победные реляции (фатх-нама) и вручи их всем областям (вилайат)…». После описательного зачина, посвященного весне, начинается славословие султану, построенное особым образом. Восхваление в данной касыде представляет собой не набор устойчивых панегирических формул, а связный рассказ о походе султана в Индию, основанный на мотивах, более характерных для вступительных частей касыд. Фрагмент включает элементы рахил с типичным для этой лирической темы упоминанием дорожных тягот и страхов, преодоления препятствий, переходов через неизведанные земли:

Перед ним лежал путь долгий и страшный,

Вся земля на пути покрыта камнями, все растения – колючки.

Свет неподвижных созвездий – ориентир в небесах,

След дива, ведущего в крепость, – ориентир на земле.

Гордо выступал он по земле Хиндустана,

Поднял он знамя до самого купола небес…

Порой миновал крепости, порой пересекал земли,

Порой останавливался в лесах, порой спускался в пещеры.

Где бы он ни проходил, нес он с собой свой высокий стяг,

И в темную пыль одевался зеркальный небосвод.

Из-за облаков пыли показалась крепость Агра,

Подобные горам вокруг нее валы, [а крепость] как горный

                                                                            массив.

Далее в касыду инкорпорирован сон наместника Агры, носящего титул джайпал. Сновидение составляет сравнительно небольшую часть касыды и помещено между двумя фрагментами, описывающими путь войск султана к неприступной крепости города Агра и последующее ее взятие:

Прошлой ночью видел во сне эмир джайпал,

Как он поднялся на гору.

Устрашился он: вокруг него

Рыщут свирепые львы и кишат змеи.

Видит он вдали цветущий зеленый луг,

А на лугу раскинут шатер, расшитый золотом.

Стоит [там] золотой трон, и восседает на нем ангелоподобный,

По левую и правую руку – два воинства гурий, готовых служить.

Снизошел к джайпалу гений счастливой судьбы и сказал:

«Из-за заблуждений своих должен ты будешь терпеть

                                                                         страдания.

Должен будешь ты явиться в этот разноцветный шатер

И попросить пощады у этого ангела».

Когда джайпал увидел этот страшный сон,

Задрожал он и от страха проснулся.

Понял он, что этот шатер принадлежит Махмуду

И восседает в нем шах, подобный ангелу.

Два воинства, готовых служить, – его слуги и приближенные.

Львы и змеи – его армия, окружившая крепость.

Очевидно, что доминирующей характеристикой этого сна выступает его пророческое назначение – он предвещает разговор наместника с султаном и взятие крепости войском Махмуда Газнави. Однако тот же сон может одновременно восприниматься и как аллегория, поскольку в нем действуют ирреальные персонажи (ангел, гурии, гений удачи), истинный смысл появления которых впоследствии разъясняется. Кроме того, в тексте содержится прямое указание на то, что наместнику Агры его сон представился как кошмар, поскольку в нём присутствовали опасные и внушающие ужас существа – львы и змеи. В композиции касыды пересказ сна поддерживает линию нарратива, которая превалирует В победной реляции, с другой стороны, он уравновешивает следующую часть касыды, описывающую бой за Агру и выдержанную в технике васфа:

Каждый горящий сосуд, который был сброшен со стен,

Походил на падающую с небес звезду.

Каждый всадник, который попадал под огонь,

Пусть даже этого огня был целый столб,

Выходил он из него, словно Ибрахим, сын Азара, из огня,

И вокруг него огонь становился, словно цветник.

Угли под ним превратились в стебли фиалок,

Искры вокруг него превратились в их лепестки.

Тематическими нововведениями Мас‘уда Са‘да Салмана в касыде его вклад в развитие персоязычной поэтической традиции не ограничивается. В его Диване содержится ряд оригинальных стихотворных циклов,