религиозной секты. Не любили хтоней, бумажки всякие писали, типа: «Остановим это мракобесие, почему они так открыто о себе говорят?»; но вроде никого не ловили и не пытались убить.

Сидящий на подоконнике Лютый вздрагивает и, кажется, крепче прижимает к себе Тори.

— Короче, у них тоже были черные толстовки с красными цветами. А еще… — Крис крутит сережку-кольцо, — они себя называли «Алым лепестком» или как-то так. Но чем они заняты сейчас, я не знаю: сбежал из дома, — он виновато опускает глаза.

— Религиозная секта… — повторяет Гор. — Только этого не хватало.

— И что с ними делать? — хмурится девушка с подсолнухом. — Я так понимаю, формально им предъявить нечего?

— Надо спровоцировать на что-то серьезное, — подает голос стеснительный мальчишка, забившийся в угол. — И тогда звать полицию.

— Чтобы спровоцировать, надо знать, где они сидят. — Санна массирует виски. — Крис, ты случайно…

И снова два десятка внимательных глаз — но Крис мотает головой:

— Никогда там не был. И родители никогда не говорили, куда идут.

Жаль, что спустя семь лет нельзя завалиться в квартиру и невзначай выяснить, где и когда собирается таинственная секта: погонят с криками о предательстве и хорошо, если с лестницы не спустят.

Или не погонят — если убедительно притвориться блудным сыном: упасть в ноги, покаяться, попросить о помощи…

Сглотнув, Крис сжимает кулаки. «Не думай, что ты самый умный! Не рискуй головой!» Хотя что они сделают, если раскроют? Вряд ли убьют, а остальное не страшно.

— У меня есть идея. — Как же хочется спрятаться под стол! Но Крис, наоборот, выпрямляется и поднимает голову. — Я могу попытаться выяснить, где и когда они собираются.

И, ободренный внимательными взглядами, он делится планом.

Посовещавшись, хтони решают, что стоит рискнуть. Поэтому Крис снимает сережки: родители всегда были против украшений, — меняет футболку на водолазку Вика, чтобы закрыть тату на шее, и выходит из агентства. Сегодня суббота, родители всегда сидели дома — хоть бы их привычки не изменились за семь лет!

Цепляясь за поручень в метро, Крис прислушивается к себе. Живот сводит холодом, а сердце колотится в горле. Страшно? Скорее волнительно: вдруг родители не поверят? Или не захотят называть адрес: мол, сами отведем? Или вовсе окажется, что они переехали?

«Пожалуйста, пусть все получится!» — беззвучно просит Крис. Вспоминает, как Гор поколдовал «на дорожку», чтобы родители не отлупили ремнем и не заперли в комнате, как делали раньше. Может, колдовство притянет удачу?

Как хорошо, что в секту не брали детей, а ровно в восемнадцать Крис сбежал! Вдруг сейчас бы тоже писал глупые бумажки и рисовал плакаты для митингов, а Славу, с которой дружит со школы, считал отвратительным чудовищем. Или даже оказался среди тех, кто напал на Лютого и Тори.

От этой мысли продирает мороз. Встряхнувшись, Крис выходит из вагона. Вспомнит ли путь, которым ходил семь лет назад?..

Ноги сами ведут куда надо, остается только удивляться изменениям. На углу раньше был хозяйственный, а теперь открыли кондитерскую. В этом дворе наконец поставили новенькую детскую площадку — как же Крис в детстве мечтал о качелях на цепочках! Соседний дом перекрасили в нежно-голубой — выглядит как волшебный кусочек лета в сердце холодной осени.

Вот знакомая арка; Крис машинально перепрыгивает поребрик и сжимает кулаки. Только бы родители были дома, только бы впустили — уж он постарается заболтать!

Погладив дверь подъезда, Крис набирает на домофоне квартиру — семнадцатая, надо же, помнит.

— Да? — отвечает мамин голос, и сердце подпрыгивает к горлу.

— Мам, это я… — как можно печальнее бормочет Крис.

— О господи, — выдыхают в трубку.

И дверь открывается.

«Все будет хорошо», — успокаивает себя Крис, поднимаясь на второй этаж. Но колени предательски дрожат, а сердце колотится в ушах, так что даже собственных шагов не слышно. Что же скажут родители, когда увидят спустя семь лет? Не отвесят ли затрещину до искр в глазах?

Мама ждет у двери, сверлит недоверчивым взглядом, будто спрашивая: «Это правда ты, а не хитрый призрак, притворившийся тобой?»

— Привет, — робко здоровается Крис. Поднимает повыше воротник водолазки, взъерошивает волосы — всегда ругали за эту привычку: «Чего лапаешь, в сосульки превратятся!»

— Выкрасился, будто попугай. — Мама неодобрительно цокает языком, и кажется, что волосы тут же испуганно превращаются из фиолетовых обратно в пшеничные.

К счастью, не выносят в подъезд машинку с требованием побриться налысо — наоборот, открывают пошире дверь и кивают: заходи. Крис, все так же робея и едва разбирая слова из-за грохота сердца в ушах, переступает порог — и чуть не отпрыгивает обратно, наткнувшись на тяжелый взгляд отца.

— Нагулялся? Понял, что родители больше знают о жизни?

— Понял, — виновато кивает Крис. И для большего эффекта опускается на колени. — Вы во всем были правы, я столько натерпелся от хтоней…

Кажется, это срабатывает — мама всплескивает руками:

— Ну куда ты в грязь?! Как был обалдуем, так и остался!

А отец похлопывает по плечу:

— Вставай, пойдем на кухню. За чаем все расскажешь. — И прибавляет тише: — Мы рады, что ты вернулся.

Крис неловко улыбается и мысленно скрещивает пальцы. Ах, знали бы они, зачем он вернулся на самом деле!

Час спустя Крис вываливается из подъезда, выдыхает и отписывается Санне: «Они собираются завтра утром, вот адрес. Сейчас вернусь — будем соображать».

Поверили! Купились! Пока пили чай, родители, конечно, выспрашивали, что случилось. Крис вдохновенно врал, как хтони, с которыми сталкивался, оказались жуткими чудовищами. «Вы были правы, мне так стыдно за побег…» А мама гладила по плечам: «Бедный мальчик, натерпелся».

Придется Вику до конца дня носить его футболку: водолазка насквозь промокла от ледяного пота. Зато удалось убедить родителей, насколько важно встретиться с главой секты: «Да, наедине; ну мам, пап, я уже взрослый», а заодно отговориться от ночевки в их квартире: «Мне надо настроиться и осознать радость нового пути».

По лестнице Крис бежал, перепрыгивая через ступеньки: чудилось, что родители все поняли, сейчас догонят — и мало не покажется. К счастью, обошлось.

Звенит уведомление: «Отлично, ждем тебя». Крис машет на прощание двору, в котором вырос, и спешит к метро.

В общем и целом детство здесь было неплохим: карусели, лазалки, приятели из соседних домов. Но до сих пор ноют шрамы ниже пояса, закрытые татуировками, — и этого он родителям никогда не простит.

Ребята с других точек расходятся около двух, а Крис, Гор и остальные сидят до вечера: обсуждают, как спровоцировать сектантов. Но приедет ли полиция? Вдруг сочтут причину недостаточной для задержания — а сектанты потом